Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Наконец, кресты и надгробия кончились. Шурка вышел на грунтовку. Неподалёку, в зарослях ежевики копошились две фигуры. Хоть, кто-то живой! Кудрявый, пошатываясь, двинулся к ним.

— Проша, глянь, сюда идут. Вовремя успели прибраться — Клавка приставила руку козырьком ко лбу.

Прохор уставился на дорогу, щуря на солнце слезящиеся глаза. Присмотревшись, он присвистнул удивлённо.

— Да это же Кудря! Пьяный в дым! Чего он тут делает?

— Что за Кудря? — живо спросила Борода.

— Практиканты, кажись. Недавно сюда приехали двое. Вот, один из них.

Тем временем Шурка подошёл совсем близко. Заметив Клавку, кудрявый сжал кулаки.

Сказал угрожающе:

— Ну, вот и встретились, тётка Клава. Привет.

— Здорово живёшь, милок. Что-то я тебя не узнаю, — Борода сохраняла хладнокровие.

Конечно же, она сразу припомнила двоих ребят, бессовестно ею ограбленных, но Клавку не так-то просто было взять за кадык.

— Что, память отшибло? У, ворюга! — кудрявый заскрипел зубами от злости.

— Ты, это, базар-то фильтруй, Кудря!

Прохор неожиданно вступился за соратницу. Но Шурка лишь грубо отпихнул его в сторону.

— Пошёл отсюда, заморыш, пока по шее не получил! А ты чего пялишься, зараза? Снимай штаны, по-хорошему!

Борода, перекидывая ломик из правой руки в левую, ответила грубияну:

— Штаны, говоришь, снять? А карандашиком в глаз не хочешь? Так, чтобы мозги вылетели! Я тебе сейчас устрою… эту, как её…

Клавка на секунду затормозила, вспоминая слово:

— Трепанацию! Тут и закопаю!

Шурка не ожидал подобного отпора. Как говорится — против лома нет приёма… Он остановился в замешательстве. Но вдруг сильный удар по затылку свалил парня в долгий нокаут. Кудрявый рухнул без чувств — прямо на могилу.

Над телом поверженного врага распалённый Прохор помахивал лопатой:

— Да я за Клавушку… любого урою! Ишь, Кудря!

— Молодец, Проша. Рвём до хаты, пора уже.

Собрав имущество, мародёры пошли прочь от злополучной могилы. Вечер приближался.

…Громадный деревянный истукан — в два человеческих роста — сверкал красными глазами-рубинами. Ветви могучих дубов свисали над плоской гранитной плитой, бурой от крови, что напитала камень за многие века. Жуткий огород с надетыми на колья черепами опоясывал древнее капище.

Седобородые жрецы в длинных белых рубахах колотили по бубнам и пели монотонные гимны, славя жестокого бога. Покорно ожидали своей участи связанные жертвы, подношение на требу злому духу. Два десятка человек — мужчины, женщины, дети — знали, каков будет их конец. Незавидный жребий выпал этим несчастным: бог победителей требовал свою долю кровью.

Длинноволосые волхвы стучали в бубны всё чаще. Жрецы выкрикивали одно слово, выстукивая ритм гулкими ударами.

— Яга!.. Яга!.. Яга!.. Яга!!!

Внезапно появилась девушка с распущенными рыжими волосами и в красной рубахе до пят. Глаза её безумно блестели. Яга двигалась в такт ударам, словно звуки бубнов толкали её в спину. Жрецы стучали всё быстрее, девушка дёргалась, точно в конвульсиях. Вот она волчком закружилась в бешеном танце — жутком и прекрасном одновременно.

Вдруг бубны резко стихли. Безумная танцовщица свалилась на землю. Яга хрипела и колотилась, на губах её показалась пена. Казалось, она вот-вот испустит дух. Два жреца склонились над ней и сорвали платье, с треском разорвав материю. Голая девушка валялась на земле, изгибаясь и шипя, будто змея. Снова ударили бубны. Один из жрецов полоснул себя ножом по запястью и протянул окровавленную руку рыжеволосой. Девушка жадно припала к ране.

Через минуту Яга вскочила. Лицо её было оскалено, точно волчья пасть, глаза горели адским огнём. Жрец протянул ритуальный нож…

Шурка очнулся. Вот ведь, ужасы, какие могут присниться! На небе уже зажглись звёзды, появилась луна. Наступала ночь.

Кудрявый сел, постанывая и держась за голову, трещавшую от невыносимой боли. Практикант не мог соображать совершенно — в мозгах его царил кавардак. Но постепенно Шурка начал приходить в себя. Беспорядочная мозаика фрагментов потихоньку сложилась в одно целое.

К Шурке стала возвращаться память. Он вспомнил Петю, могилы, бесконечные стопки… Чёрт, да это же кладбище!

Завыла где-то вдалеке собака, словно предчувствуя беду. Шурка бросился бежать — не разбирая дороги, со всех ног. И правильно сделал. Иногда благоразумие лучше пустой бравады.

Петя проснулся глухой ночью, на лавочке возле неизвестной могилы. В отличие от Шурки, Синий сразу же понял, в каком месте он находится. Мужик сел на лавку, осмотрелся по сторонам. Тишина и покой, только силуэты крестов мрачно темнеют на фоне луны. Нежизнерадостная картина.

Синему вдруг почудилось — за ним наблюдают. Но, оглядевшись ещё раз и никого не обнаружив, Петя списал непонятное чувство на похмельный синдром. Стопочку бы!

К сожалению, эта могила была уже оприходована. Пустой стаканчик лежал на боку. Значит, нужно поискать в других местах! Непреодолимое желание опохмелиться совершенно атрофировало чувство страха.

Синий достал сигарету, коих множество рассовал по карманам, обходя накануне могилы, и попытался прикурить. Но проклятые спички отсырели в кармане и никак не желали зажигаться. Петя от души чертыхнулся.

Вдруг собиратель стопок заметил в сумраке две движущиеся фигуры. Ещё кому-то не спится? Уж не Панкратыч ли с Шуркой до сих пор по погосту шныряют?

Силуэты приближались. Вот уже можно разглядеть: это молодые парни, одетые в военную форму. Какого хрена здесь делают солдаты?

Военные остановились — метрах в десяти от Пети. Один из них приветственно поднял руку.

— Товарищ, шагай к нам! Выпьем за победу мировой революции!

Вот ведь, как в армии мозги ломают! Роботы ненормальные. В натуре, лучше пять лет в лагере прокантоваться, чем два в погонах отслужить!

Но — парни не жадные, вина предлагают. А выпить Петя мог с кем угодно: хоть с солдатами, хоть с матросами.

Синий прохрипел осипшим от спиртного голосом:

— У вас есть водка?

— Да, товарищ, у нас есть спирт! Маршируй к нам! Мы пролетария завсегда угостим.

Хорошие ребята, компанейские. Облизнув пересохшие губы, Петя зачарованно двинулся навстречу неожиданным собутыльникам.

Но, наступив рваным кедом на острый камень, Синий вскрикнул от боли и выматерился. А когда поднял глаза, то закричал от ужаса. По ногам его потекло, Петя позорно обмочился.

Он дал дёру, перескакивая через оградки, точно молодой козёл.

Утром Васька поучал непутёвого товарища:

— Шурка, ты что, с ума сошёл? Опять напился с соседями! Нашёл кому подражать! Они оба типичные алкоголики, или, говоря народным языком — пьянь подзаборная.

Заметь, какой у Панкратыча распорядок: с утра исчез, к вечеру домой на карачках приполз. И так изо дня в день.