Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

А Петя этот, так называемый Синий? По всей вероятности, уже умом тронулся дядька. Сидит на кухне, как истукан, глазами хлопает. Весь, извините, обосс…ный, и воняет почище скунса! Видно, какой-то дряни наглотался вчера.

Ни забот, ни хлопот, тунеядцы. Зачем ты, Шурка, берёшь с таких товарищей пример?

— Вась, я вчера получил травму. Где доктора найти? — кудрявый не желал слушать нотаций.

— Так он дома ещё, пожалуй. Иди в здравпункт к десяти. Кстати, насчёт твоего больничного листа, я договорился. Ты, часом, никому пьяный на глаза не попадался? Иначе, подведём Ивана Ивановича!

— Нет, кажется, — неуверенно отвечал кудрявый, — мы посещали вчера безлюдное место.

— Ладно, я пошёл на работу. А ты ступай к доктору. Да смотри, не пьянствуй больше, — Васька хлопнул дверью.

Шурка встал, попил воды и направился на кухню. Что там с Петей, не повредился ли действительно умом?

Синий сидел на табуретке, уставившись в одну точку. От него скверно пахло, но Петя этого не замечал — сосед беззвучно шевелил губами, словно шептал молитву.

Шурка пару раз щёлкнул пальцами перед носом товарища. Тот поднял глаза на вчерашнего собутыльника.

— Петя, что с тобой? Говорить можешь?

Синий кивнул. Потом произнёс еле слышно:

— Выпить есть?

Шурка отрицательно покачал головой.

— Одеколон? — в голосе соседа сквозила надежда.

— Ну, есть полбутылочки, — неуверенно отвечал практикант.

Петя просительно посмотрел на парня. Кудрявый без слов принёс остатки «Шипра».

Синий вылил содержимое в железную кружку и выпил всё. Скривился, ухватил щепотку сахарного песку, зажевал, отбивая вкус «огненной воды». Отпустило, вроде!

Петя порылся в карманах, достал пару измятых сигарет. Одну протянул товарищу, а вторую сунул себе в рот.

Сказал, распространяя аромат парфюма на всю кухню:

— Шурка, я вчера такое видел. Страх Божий! Значит, проснулся ночью на кладбище. Голова трещит, хреново. Дай, думаю, пройдусь по могилкам, ещё стопочку-другую приму.

Вдруг два ухаря подкатывают, солдатики. Только форма у них старого образца — как в кино про Чапаева. Давай, говорит, товарищ, выпьем за победу мировой революции. А по мне, так хоть за чёрта лысого — лишь бы налили. Давай, говорю, хлопнем, наливайте. Они мне, иди, мол, к нам, нальём тебе спиртяги. Я-то рот и раскрыл на дармовщинку.

Пошёл в их сторону, споткнулся о камень — мОрок отпустил, глаза на место встали. Гляжу, а передо мной два упыря! Клянусь, вот зуб! Руки костлявые тянут ко мне и улыбаются так злобно, ровно сожрать хотят.

Ох, и бежал я! Быстрей лошади. Всё, на кладбище Петя больше не ходок. Только после смерти. А пока живой — ни за какие пряники не сунусь туда! Что же ты меня там оставил-то, а, дружок?

— Да я и сам неподалёку вырубился. Башку расколотил. Видно, где-то ударился хорошо. Немного раньше тебя пришёл, только к полуночи дома оказался. Тоже страху натерпелся, — Шурка продемонстрировал рану, кое-как залепленную лейкопластырем.

— Это нас Бог наказал за грехи наши, — Петя боязливо перекрестился.

Первой из автобуса вышла Вера. Она тащила на плече спортивную сумку. Следом показалась толстушка Вика, загруженная двумя объёмными кульками. Наконец, с авоськой в руках, появилась и Светка. Клавка загасила папиросу и приготовилась.

Сегодня Виктории исполнялось двадцать пять. Свой четвертьвековой юбилей девушка решила отметить, как подобает, и поэтому не поскупилась на продукты, неограниченный доступ к которым имела в местной столовой. Приятные хлопоты! Вера с Викой направились к вахте, весело щебеча между собой. Казалось, громадные сумки им нисколько не в тягость.

Светка приотстала от подруг. Огурцы, неразумно загруженные в дырявую авоську, повылазили со всех щелей, грозя растеряться дорогой. Снегурка пыталась запихнуть особо непослушные овощи назад, но это у неё не очень хорошо получалось.

— Светик! Приветик!

Клавка вынырнула непонятно откуда и, как всегда, неожиданно. Светка затравленно уставилась на бывшую подругу.

Тем временем, баба подошла к ней вплотную, задушевно ухмыляясь:

— Не бойся, милая, не укушу. Или я на собаку похожа?

Светка ничего не ответила. Она не знала, что говорить, и поэтому лишь, молча, теребила ручку авоськи.

— Огурчики, огурчики не потеряй! Давай, помогу сложить. Этот сюда пристраивай, а два сверху. Да поперёк, поперёк клади! Ага! Вот, так лучше — донесёшь по-тихому.

Я чего к тебе пришла-то? Отчим твой, Бобик, крякнул, значит, по зиме. Знаю, не жалеешь ирода, но речь не о нём. Квартирка твоя без присмотра осталась! А мало ли, вдруг воры в дом заберутся, или пожар какой случится? Поэтому я собрала метрики, справки — всё, что там было из документов. А дом под замок поставила. Вот, тебе привезла ключи и бумаги, держи.

Баба торжественно передала Светке толстый конверт, перетянутый крест-накрест резинкой.

— Ну, и на меня зла не держи, девка. Извиняй, если что не так.

Снегурка, наконец-то, посмотрела ей в глаза:

— А ты? Простила меня?

— Давно уже, милая. Я ведь отходчивая. Дай Бог тебе всего доброго, с женихом твоим! У меня тоже, вроде, жизнь личная налаживается. Вот, нашла себе мужчину. Скоро распишемся, как положено по закону.

Слушай, Света, а приходи к нам в гости! Скажем, в выходной. Баньку истопим, попаришься. Небось, надоело в комендатуре под лейками полоскаться? Как заново родишься, после веничка-то! А, Светик? С Прохором своим тебя познакомлю.

Светка засомневалась. В настоящую баню, конечно, хотелось. Но она всё ещё побаивалась Клавку.

Борода, видя её колебания, сменила тактику:

— Не придёшь — обижусь!

— Ладно, — девушка согласно кивнула, — буду в субботу утром.

— Замётано, жду тебя.

Надо же, как переменилась Клава, не узнать! Да, в любом человеке хорошего больше, чем плохого. Просто, случаются разные обстоятельства.

Светка подхватила огурцы и направилась в барак.

День рождения, надо сказать, отметили — лучше некуда! Виктория молодец, расстаралась к юбилею. Ужин устроила королевский. Шурка, наплевав на приличия, съел целых три тарелки «оливье» и котлет — аж четыре штуки.

Парни засиделись в гостях у девушек дольше, чем обычно. Домой собираться стали уже после полуночи. Девушки проводили ухажёров, как обычно, до забора, расцеловав джигитов на дорогу.

Разогретые коньяком и девичьими поцелуями, ребята бодро шагали по лесной дороге. Алан рассказывал очередную историю.

— Так вот, у нашего доктора есть собака, Тузик. Выйдет, бывало, Иван Иваныч на крыльцо, заиграет на баяне вальс. А Тузик усядется напротив, глаза жалобные сделает и начинает выть в голос! Стало быть, поёт под баян. И, что самое главное — попадает в тональность, на сто процентов. Клянусь!

Иван Иваныч работал, или, по его словам, «состоял» фельдшером при местном здравпункте. Врач от Бога, он страдал распространённым русским пороком — запойным пьянством.