Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Потянулись часы ожидания. Сгустились сумерки, посвежело. Высветилась на небе бледная луна, но ненадолго: внезапный ветерок надул облака, небо заволокло. Кабан, устроившись в своём логове с комфортом, всё чаще присасывался к горлышку. Винные пары подогревали его извращённое воображение, рисуя сладкие планы ужасной мести.

Тем временем, окончательно стемнело. Потихоньку опустела бутылка. Кабан задремал в ожидании — чутко, вполуха.

Парни возвращались домой по нахоженному уже пути. Бетонка просекала лес — мрачный и по-ночному жутковатый. Чёрные ели стеной окружали идущих скорым шагом ребят — словно сказочная великанская рать, застывшая разом в оцепенелом строю. Луну скрыли облака, свежий ветерок шептал что-то по верхушкам деревьев.

Наконец, лес поредел — ребята приблизились к развилке. Ветер стал резче, налетая порывами.

— Погода портится, — Шурка поёжился.

— Подходим к заколдованным пенькам! Ну, как, джигиты, в штанах сухо?

Алан сегодня был в ударе. Его не пугали ни ночной лес, ни приближающееся зловещее место. Во всяком случае, бегать от привидений сегодня молодой осетин точно не собирался.

— В штанах порядок, — ответил Васька за двоих.

Потом вдруг, ни с того ни с сего, добавил:

— Вера так убедительно говорила. Про зло, что выпущено на свободу…

— Вот ты, как всегда — вовремя! Ни раньше, ни позже!

Шурка нервно озирался вокруг. Невооружённым глазом можно было заметить, что парню сейчас очень даже не по себе.

— Боишься? — Алан хмыкнул.

— Боюсь — не боюсь, а вот каркать, на ночь, глядя, не стоит!

Шурка вдруг остановился и, сделав страдальческую физиономию, пуще прежнего стал вертеть по сторонам головой. Конечно же, не в поисках привидений, другая проблема одолевала парня! Кудрявому ужасно хотелось облегчиться, по большому. Вчерашние макароны всё ещё давали о себе знать.

— Вы, это, пацаны, подождите меня пару минут. Я тут присяду на обочину, подумаю немного. Чего смеётесь? Это не от боязни — от макарон, — Шурка уже принялся расстёгивать штаны.

— Хорошо, мы подождём чуть поодаль. В сторонке, — тактично ответил Васька. И тут же, чётко и ясно, разъяснил ситуацию Алану, — макароны прокисли, а Шурка их съел, не понюхавши.

— Бывает, — философски констатировал мастер, — а ты, джигит, не торопись, мы тебя обязательно дождёмся. В трудный час товарищей бросать нельзя.

— Спасибо, друзья, — снимая штаны, поблагодарил друзей парень, — я никогда в вас не сомневался.

Шурка присел в траву, скрывшись с головой. Алан с Васькой вежливо отошли ещё на пяток метров и остановились в ожидании — прямо на дороге.

Здоровяк встрепенулся, расслышав сквозь чуткую дрёму голоса. Ага, приплыла рыбка в сеть! Всё в масть ложится, даже стемнело сегодня густо, не по-июньски. Время — самое то, около полуночи. Часов у Кабана не водилось, но он неплохо ориентировался и без них.

Громила прислушался, чутко нюхая ночной ветер. Мясистые ноздри его раздувались от предвкушаемой бойни, Кабан крепко сжимал своё полено в руках. Он напоминал матёрого секача, вышедшего на охоту.

Час расплаты наступил! Гигант выглянул осторожно из кустов: вот они, голубчики, как на ладони, буквально в тридцати шагах впереди! Он потихоньку стал пробираться сквозь кусты, намереваясь напасть внезапно — сзади.

Шурка опорожнялся минут десять. Вот ведь, привязалась зараза! Наконец, приступ диареи отступил. Кудрявый уже собрался подниматься на ноги, но вдруг услыхал подозрительный шум в кустах. Практикант затаился. Между тем, из зарослей кустарника возникла громадная фигура.

Ничего себе, да это же Кабан! Судя по всему, Шурку местный дуболом не заметил. Перескакивая от кустика к кустику с невероятной для его комплекции живостью, детина передвигался по направлению к стоящим на дороге ребятам — с дубиной наперевес, постепенно ускоряясь. Он же убьёт парней!

Алан с Васькой не замечали опасности: они стояли спинами, разговаривая о чём-то между собой. Счёт шёл на секунды. Шурка заорал: «Кабан здесь!», и кинулся под ноги врагу, белея голым задом. Бугай, набравший уже приличную скорость, покатился кубарем, споткнувшись о практиканта.

Но Кабан обладал отличной реакцией, что и подтвердил в очередной раз. Пропахав носом землю, он тут же вскочил на ноги, размахивая поленом, которое не выпустил из рук.

Алан уже заметил врага и повернулся к нему лицом, приготовившись к бою. Однако коварный садист действовал по ситуации. Он решил сначала нейтрализовать Ваську, стоявшего к нему ближе. Кабан замахнулся своим поленом, примеряясь половчее ударить соперника.

Вдруг больной удар ботинком сзади, прямо под копчик, чуть не свалил его с ног! Кабану с трудом удалось сохранить равновесие. Разъярённый великан обернулся назад и увидел Шурку, держащегося за штаны.

Ах, ты, Кудря, подлец! Со всей мочи, словно дрова рубил, детина опустил полено на голову парня. Шурка едва успел выставить руку. Хрустнула кость. Кудрявый с криком схватился за локоть. Кабан победоносно заревел.

Но мощный боковой удар заставил его взвыть — теперь уже от боли. Подскочивший Алан блестяще провёл хук левой — скулу Кабана ожгло неимоверной болью, челюсть треснула. Тем временем, Васька вцепился в руку громилы, пытаясь вырвать у него полено. Алан же снова атаковал и удачно сделал «двойку». Глаза бугая помутнели. Он рухнул на землю, вдобавок ко всему крепко ударившись затылком о камень. Полное фиаско!

Ребята оттащили Кабана с дороги — на холмик, к двум пенькам. Вдруг кто не заметит да наступит?

Алан пощупал пульс поверженного Голиафа:

— Ничего страшного, жить будет. Поставят скобки, походит с зашитым ртом. Но, честно говоря, лучше бы Кабан сдох. Страшный человек! Он ведь хотел нас просто-напросто убить. Шурка, как рука у тебя?

— Терпимо, — кудрявый поморщился от боли, — правда, шевелить ею не могу. Надо бы доктору показаться.

— Это перелом, — авторитетно заявил Алан, — прямо сейчас пойдём к Иван Иванычу.

— Он примет? — спросил Васька неуверенно.

— Обязательно. Чем и хорош местный доктор: среди ночи его разбуди — поможет, чем сможет.

Ребята направились к врачу, оставив Кабана лежать подле пеньков. Из затылка его, разбитого о камень, сочилась кровь.

Ветер разогнал тучи, небо выяснилось — светила полная луна. Лишь вдалеке зарницы озаряли сполохами горизонт, словно кто-то включил небесную иллюминацию.

Кабан скоро пришёл в себя. Какая досада, опять промашка! Здоровяк встал на четвереньки, помотал головой, но тут, же взревел от боли. Он сел, привалившись спиной к пеньку.

Дико болела челюсть, но ещё сильнее Кабана терзала боль поражения. Чёрту бы душу отдал — так хотелось отомстить ненавистным врагам! Детина завыл, глядя на холодный блин луны. Дикая злоба рвала кабанью душу, съедала сердце.