Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

Идолы имеют свойство искаться сами.

Но всё это лишь про ночь. Тем утром, закончив сборы, я вышел в коридор, открыл дверь и оказался на улицах. Да, там, повыше, был широкий проспект, полный автомобилей и прочего — шума, газов, лиц и теней. Наверное, там повсюду очередью стояли магазины, а я люблю магазины и шоппинг. Но теперь это не имело значения. Можно было приклеить вопросы к проходящим людям. Но я был здесь, и со мной ничего не случилось, что свидетельствовало о правильно поставленном векторе.

Другое дело — пустыня, или море. Я думаю, кому-то не посчастливилось занырнуть прямо с порога Дома, но смерть этих людей была разной. Надо уметь умирать. Немного заранее. Поэты очень часто уже заранее мертвы. Зато они настоящие, предопределенные, словно бы внесенные в реестр мироздания задолго до рождения. Если поэт играет в бегуна на длинную дистанцию, значит, он — инженер, разрабатывающий строку. Но ничего. И инженеры бывают ничего, вполне технически подкованные.

Но тут был другой Дом.

— Что это? — спросил я.

Нет, мне не ответили — процессия, содержащая людей и их тела двигалась, словно бы пущенная из некой прорвы. Я понял, что это — место прекрасное, так как является важной частью координат.

Дом Смерти.

Я дышал им еще заранее, и знал о нём. Но что тут было предпринять? Рядом, в переулке, был магазин. Я вошел в него и попросил сигарет.

— Вы туда? — спросил у меня мужчина.

— Туда, — ответил я.

— Когда? — спросил он.

— Сейчас, — сказал я.

Здесь было немного по-советски. Брали с полки бакалейного отдела любую бутылку, наливали красное вино. Наверное, нет, не вино, наверное наливали кровь. Не обязательно — кровь человека. Ведь можно сливать сущность. Кровь этого мира.

— Зачем? — спросил я.

— Только сигареты и вино, — ответил я за него, — а что еще сказать? Но я путешествую? Вы думаете, я — один из этой процессии?

— Это хорошо. Это хорошо, — заключил он, — но экскурсионный вход вон с той стороны. А вы выглядите бледно. Вы уверены? Впрочем, вы сами не знаете. Вот вам стакан вина.

— Спасибо, — сказал я и выпил, — нет, я знаю. Но я хочу войти и посмотреть, даже если вы и уверены, что я прибыл с потоком откуда-то сверху, а потому не могу точно за себя сказать. Вы не понимаете? Но вы ведь просто продавец? С какой стати вам меня тестировать?

— Вы либо точно со стороны, либо — большой гордец. Или были таковым раньше, при жизни. А я просто продаю. Хотите что-нибудь еще?

— Не знаю, — ответил я, — хотя да. Тут есть поблизости гостиница?

— Там, — он показал рукой в неопределенное место, — если она вам действительно нужна.

— Но почему?

— Не знаю, — он искренне пожал плечами.

Я уже привык ко многому, а значит, попав в такое место (в любое, обладающее сходными характеристиками) нужно придерживаться правил. Пусть даже — и своих собственных. Ведь и нет других. Я разговариваю с продавцом в магазине. Но может быть, в реальности я вообще ни с кем не разговариваю. Может быть, я утонул и лежу на дне. Отличать правду от неправды можно. Нужно лишь начать. Это как первый сантиметр ползущего искателя. Потом, через метр, через два, он приспособится. Реальность — она как чья-то мысль.

Я часто встречаю лжецов. Не знаю, почему их так много. Но я редко показываю, что я с ходу расколол этот орех абсурда. Зачем?

С реальностью также. Если я ее не понимаю, то проблема может быть как во мне, так и в агрессивном характере среды.

Я купил шоколадный батончик, лимонад и местные сигареты. Всё это я употреблял на улице, наблюдая за неспешным движением автомобилей. Сигареты мне понравились. Это был перманентный табак, удобный для того, чтобы начать делать из человека паровоз.

Затем, я пошел туда.

Дом Смерти — это резиденция. Фасад украшен словно бы вырезками из мозга. Но это не кошмары. Это не части мыслей, это не сегменты человека, но тут есть и лица, и глаза, и главное — это самые сокровенные знания, выраженные художественно. Может быть, сама Смерть это делала? А может быть, барельеф вырос сам собой? Я не мастер, у меня нет техники, а без техники в нашем мире не живут. Во всяком случае, это было ясно — когда я вернусь, то ничего не смогу сказать, а потому сочиню песню в молчании, даже без музыки. Тишина — серьёзнейший мотив.

Конечно, тут когда-то были мастера. Может быть, когда строились все миры, сюда пришли и они — лестницы, инструменты, песок, цемент, гипс, краска. И, нарисовав общую модель, они показали Ей.

Да, её тогда ввели, как хозяйку, и она сразу же была такой. Хотя, да, это отвлечения. Поэтика. Всё же хотя бы немного поэзии, иначе моё путешествие будет скупым, точно выводок мышей в осеннюю ночь. Рифма и сочетание слов и образов должны быть идеальными. Что касается прозы, то лучше меня тут бы справился Лавкрафт, но он давно умер. Да и навряд ли он путешествовал в такие места. Скорее, он осязал, будучи порой справедливым — существует и то, чему не стоило бы вообще существовать.

Я встал рядом с процессией. Начиналась свадьба. Мимо меня шли жених и невеста. Я принялся размышлять — кто тут кто? Невеста — это образ смерти снаружи, внутри же будет смерть-старуха другого рода, стало быть, жених — это свежий жених, который идёт в этот дом, чтобы в браке получить новую жизнь. Но кто все эти люди? Если они не являются таковыми физически, то должны нести высокую смысловую нагрузку.

Я кивал. Мне кивали в ответ. Жених светился бледным светом, волнуясь — наступал его радостный час. Невеста была бела и прекрасна, и мне кажется, она мне очень понравилась. Но разве они будут вместе?

Тут была путаница — во всяком случае, для меня. И я прислушивался, стараясь сделать так, чтобы мое сознание само отыскало ответ. Мне нужно было расставить всё по своим местам, но я опасался спрашивать, чтобы не сломать тонкий дух церемонии.

Здесь было много господ в торжественных нарядах. Много цветов. И вот — они вошли внутрь, и я — и знал, и не знал, и это доказывало, что я всё же нахожусь несколько в стороне от всего этого потока. Следом шли новые люди — один солидный человек, приподняв шляпу, слегка поклонился.

— Вы туда? — осведомился я.

— Идёте? — спросил он.

— Да.

— Не хотите ли перекурить?

— Охотно.

Он предложил мне свои сигареты, и я согласился, чтобы сделать новый шаг на этом непонятном пути. Что касается логики, то ее тут и не могло быть. О логике стоило забыть.

— Вы знаете, что это за свадьба? — спросил я.

— Конечно. Вы хотите войти? — спросил он, улыбнувшись.

— Конечно.

— Будьте осторожны, — предостерег он, — живые входят в этот дом с другой стороны. Но я не берусь вам указывать, потому что не знаю — нужно ли это делать.

— Спасибо, — сказал я.

— Почему?

— Просто.

Некоторое время я стоял на одном месте, но это чувство нельзя назвать нерешительностью. Это было нечто другое — конечно, вы должны знать категории места, категории людей, но здесь я не был уверен, что я вижу людей. Потому что это была свадьба. Когда человек рождается — кто-то говорил — играет музыка. Её надо представить. Нет, конечно, можно ввести некий обряд появления человека под ритмизированный фон, но здесь, скорее всего, музыка в ином эфире. Как много нужно слов, чтобы проза была похожа на стихи? Всё это смешать, всё это перевести в измерение, которое расположено на одном уровне с мышлением. Человек растёт, а там, среди полок, пусть даже — воображаемых — стоит виниловый проигрыватель.