Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

В мире много слов и музыки. Я бы хотел знать больше, но голова ограничена, ум слаб, жизнь коротка. Если многого хотеть, то рано или поздно, ты лопнешь от хотения. Может быть, ты способен создать стихи, но когда дело доходит до практики, оказывается, что дело обстоит иначе.

Наконец, к нам пробилось что-то знакомое.

— Мне, кстати, сказали отвести тебя в Милан, — сказал Минак.

— Как это? — спросил я.

— Не знаю.

— Кто просил?

— Не знаю. Просили.

— Ладно, — ответил я.

— Я тоже еду в Милан, — сказала девушка.

— Странный путь, — ответил я, — Козлово. Вы были в Козлово? Нет, конечно были. Раз едете.

— Была, — ответила она, — песня про улицы. U2.

— Понятно, — проговорил я, — нет, у меня есть какие-то ассоциации с безымянными улицами, хотя я понимаю, что в песне речь идет про Нью-Йорк. Но в Козлово у улиц названия точно есть. Ладно. Нет, если не хотите, ни о чем не буду вас спрашивать.

Она не ответила, и мы продолжили путь. В Козлово мы не задержались и двинулись дальше. Горы постоянно звали нас куда-то ввысь, как будто у нас был шанс забраться на самую вершину, и это было целью поездки. Нет, наверное, человек должен однажды что-то такое сделать — оказаться на высоте, захотеть перестать ползать. Потому что и теперь мы ползли, существа, у которых есть шанс увидеть немного больше других. Был бы я моложе, я бы захотел прийти к людям, чтобы рассказать и показать. Но кто-то или что-то ждало, чтобы я стал таким, прежде, чем открыть мне все двери. Я думаю, дьяволу можно продать душу, и это — тарелка мелкая, для второго. Оно ждало, когда продать её стало невозможным. После этого я получил свою роль. А что там развивается в субкультуре — то уже её, субкультурное, дело.

Нет, всё это…. Всё это — ничто…. Рассказ про тех цыган, что улетели в другую галактику на тыкве, не на шутку меня вдохновил. Могут конечно быть абсолютные стихи. Чтобы с помощью них можно было это передать. Если не можешь увидеть, хотя бы представь.

Мы прошли перевал в облаках. Двигатель упорствовал. Минак не заставлял уазик ехать быстро. Мы некоторое время не разговаривали. Я не спрашивал, при чем тут Милан. Выбравшись их тумана, мы неожиданно встретили шоссе. Насколько я помнил, никакого шоссе в тех краях нет, ему попросту не откуда взяться. Может быть, Минак всё-таки куда-то свернул.

— Знаете, — сказал я, — я все-таки хочу что-то узнать про Дом. Про Дом в Ровном. Я был там несколько раз, и всякий раз я был там один. Я обитал в комнате на втором этаже и постоянно ощущал чье-то присутствие.

— Я знаю, — сказал Минак, — кто-то может тоже обитать в той же комнате. Главное, чтобы вы не пересеклись. Очень часто там вообще обитают не люди. И лучше бы с ними не встречаться.

— Бывают….

— Да, бывают случаи, — подтвердил он, — но я не знаю. Не спрашивай.

— Но это привычка.

— Привычка?

— Я работаю журналистом.

— Я вас знаю, — сказала девушка.

— Может быть.

— Вы — смерть.

— А вы? — удивился я.

— А я — жизнь.

Больше мы вообще не разговаривали. Оказалось, что Минак и не собирался заезжать в Ровное, так как была более короткая дорога. Впрочем, поначалу он вроде бы говорил обратное. Но теперь всё это не имело значения. На шоссе стали попадаться автомобили, и, наконец, мы въехали в какой-то большой город, настоящий мегаполис и долго по нему плутали. Я думаю, этот город отставал от нашей жизни лет на 50 — если судить по маркам машин, по одежде людей. И всё это почему-то вдохновляло.

— На самом деле ничего этого нет, — сказал Минак, — всё, что вы видите, это иллюзия. Однажды цыгане долго ехали на поезде. Они сели на товарный состав. Они искали свою землю. Они приехали сюда и долго здесь находились. Я здесь никогда не был. Этот раз — не в счет. Здесь жили мои родители. Сначала они ютились на складе, потом им сказали, что можно сесть на корабль, но моря здесь нет. Тогда появился Дедал. Он был самый главный у них. Очень старый. Он был смешанным цыганом, хотя — чистым по своему рождению, но путешествия изменили его гены, и он смешался с рыбами и птицами, так как в определенных местах существует газ созидания. Это находится в промежутках. Допустим, тебя несут волосы бога, туман. И ты приходишь сюда. Но прежде чем прийти, ты видишь прихожую. Предбанник. Вот там все наполнено газом. Его можно надышаться и стать другим. Дедал жил очень долго на земле. Он уже больше сотни лет как был старым. Но он не уставал, так как его племя никак не могло выбраться, найти нужную землю, и этот зов земли вёл его, и вёл всех остальных. Один раз он надышался воздуха, в котором хранилась чистая информация — может быть, это был выхлоп из вычислительной машины или из вычислительного мира. Он вдруг поумнел и стал разбираться в математике, да еще и в высшей математике, в физике, в общем, во всём, что только бывает в этой области. При этом, он странствовал, хотя мог засунуть за пояс любого местного Эйнштейна. Но у цыган своя слава. А слава простых людей — это такой корень, который вдруг вырастает и заставляет тебя принять одну форму. Допустим, ты — орех. Ты — главный среди орехов. И все знают, что ты — орех, и что орехи как плоды растут на тебе. Но пока ты молодой орех, ты можешь попробовать отыскать для себя иную участь и даже привиться другим растением. Тут и нечего рассуждать — интереснее увидеть всю множественность форм, нежели прирастать к одному месту.

Но это не значит, что если ты путешествуешь, то ты — не орех. Я знаю немало людей, которые ездят туда и сюда, чтобы потратить деньги, сфотографироваться на фоне других стран и городов и поставить галочку в блокноте жизни — я был там, значит — я лучше других. Вот, это — маленькая слава одного дерева. Но если ты не избавишься от всего этого, ты всегда будешь жить ради одних и тех же плодов. Нет, ты не делаешь ничего плохого. Совсем ничего. Я просто говорю о том, каким был Дедал.

Нет, никакого корабля не было. Но была остановка, где нужно было дождаться автобуса, который шел не отсюда в не сюда. Он мог проезжать тут один раз за всё время существования этого города. Тогда он собрал всех цыган, которые были с ним, и они пошли жить на автовокзал, чтобы ждать. Дело в том, что это были не все цыгане табора. Многие разбрелись, так как волосы бога уводили их в стороны, и их еще предстояло собрать. Но те, которые остались жить в сквере возле автовокзала, автобуса своего дождались и поехали.

— Мы не можем здесь выйти? — спросил я.

— Не знаю.

— Правда. Не будем проверять.

— Но наверное тебе можно, — сказал Минак, — разве пространство будет противиться тебе? Наоборот, оно будет служить. Быть может, она просто обязано это сделать.