Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

— Тогда я куплю сигареты, — сказал я.

Мы остановились возле автовокзала, где автобусы стояли, словно колесные бегемоты, и люди создавали ожидательную суету.

— Вы не курите? — спросил я у девушки, попутчицы нашей.

— Я бросила.

— Я думаю, жизнь не должна курить.

— Что вы знаете? — удивилась она.

Не то, чтобы она не была настроена благожелательно. Но, по большому счету, это и не обязательно. Я купил сигарет, и мы двинулись. После этого город не заканчивался, постоянно переливаясь словно вода из кувшина — и каждый раз это было какое-то иное состояние жизни и материи, и всё это действовало опьяняюще. Так, мы прибыли неожиданно. Нет, граница была. Я вдруг увидел, что на дороге кто-то или что-то стоит. Это был одиночный пиджак. Сам по себе. Без человека. Он стоял и указывал, хотя у него не было рук. Только рукава. Здания, что были вдоль улицы, в тот момент были покрыты особенным туманом, пиджак же стоял четко, подчеркивая свою первородность.

Я думаю, мы бы могли встретить и множество других элементов одежды, если бы смотрели по сторонам. Точно такой же туман может иметь место и в воображении, которое плавно переходит в те сектора мысли, которые, должно быть, созидают микромир, и об этом можно лишь догадываться.

— Хорошие, кстати, сигареты, — добавил я.

— Кажется, мы уже на месте, — ответил Минак.

— Но выглядит странно.

— Вы тут были когда-нибудь?

— Наверное, — ответил я, — теперь стоит разобраться, что мне тут делать.

— Да. Вы — свое, я — свое, она, видимо, тоже — что-то свое.

Можно дальше ничего не описывать, так как дальше ничего особенного и не было. Наши дороги расходились. Минаку следовало ехать обратно, девушка по имени Жизнь отправилась в отель «Gray», который совсем рядом с театром.

— Вот так, — сказала она.

— Вот так, — ответил она.

— Вы о чем-то жалеете? — спросила она.

— Не знаю, — ответил я, — если бы только было время подумать.

— До свидания.

— Вы же — везде?

— Нет, — ответила она, — я не везде. Это так кажется.

Она была права. Я остался один, но здесь меня ждала первая дверь, которая не являлась центральным входом в театр, но и также и не была входом вообще. Я думаю, такие вещи нужно отдавать на откуп лучшим поэтам. Но просто так этого не понять, если не намекать: допустим, смерть. Допустим, жизнь. Это большие точки. Также может быть и всемирный поэт. Тут не путайте с людьми, которые сочиняют стихи, пусть даже это будут величайшие люди, величайшие мастера слова. Потому что они — мастера, но не игроки. Игра. Нет ничего выше, чем пытаться обыграть смерть. Игра именно в этом. И я прекрасно помнил, что у Морены уже были позитивные идеи сходного содержания. Но нам с ней проще. Но тут не стоило зацикливаться в поисках черт обыкновения.

У Него очень много жён.

Впрочем, это правило было покуда мало понятно. У Него должна быть некая постоянная личность, помимо масок отдельных актёров.

Я все еще стоял в этому полутумане, хотя город уже обратился в свои привычные формы, а наш путь скрылся, будучи поглощенным волнами времени. Но войдя, я оказался в странном месте. Не было сомнения, что это — Храм смерти, куда я прибыл, должно быть, на работу, а может — с инспекцией. Но что он делает здесь, в Ла Скала? Наверняка, тут не было никакой тайны, и следовало относиться к этому с пониманием. Храм напоминал зал. Здесь были кресла и сцена. Декорации и весь прочий фон были заменены ликами существ женского пола, образами глубокими и жутковатыми, с сиянием, с глубиной, которая двигалась внутрь них тоннелями.

Присутствовал мелкий стекловидный налёт, но более темный — это свидетельствовало в пользу наличие вещества, которое консервировало время. В глубине тишины что-то играло — музыка за музыкой. Нечто, что просто так не услышать. Спинки кресел — с фигурными краями, орнамент словно бы сделан из частей неких существ.

Сцена.

Какое-то действо, немного приторможенное в полупериоде. Будто бы меня рисовали здесь, и я только начинал проявляться.

Фонари в форме других частей существ — если только такое могло иметь место. Мне представились символы абсолютного ужаса, в живом своем воплощении, а также в мертвом — и сюда они прорастали и плелись. Как плелись и многие прочие формы запредельных форм жизни.

Зрители. В первые секунды их не было, но теперь мне стало абсолютно ясно, что зал полон, и все они, люди или не люди, пришли на представление, и они смотрят, они видят.

Мне представились смерти-антагонисты. Множество других разновидностей. Пока я тяну лямку службы, они процветают в своем многообразии, не заботясь о том, что главный, а кто второстепенный.

Я стоял в растерянности. Тогда зрители вдруг обернулись ко мне — я ощутил добрую сотню недобрых взглядов. Что это был за храм? Для чего я прибыл сюда? На сцене появился служитель храма. Всё это было призвано изображать представления. Я бы сказал — это была эмуляция, так как в обычном театре можно передавать отношения внутри человеческого мира лишь до определенных пределов.

Служитель был мужчиной средних лет, в сценическом костюме, с сценическим же лицом, и он смотрел на меня через весь зал, его взгляд сливался с общей волной взглядов. Наверное, и все лица, которые, прорываясь сквозь стены, дышали этим воздухом, при виде меня были недовольны.

Было ли представление свадьбой? Я не знаю. Но этот Храм, и вообще, этот вид Смерти был мне незнаком. Я даже спросил себя — разве не знал я ранее, что я не один? Безусловно, знал, но видел достаточно мало, чтобы судить об этом целиком.

Актёр-смерть что-то выкрикнул злобно, указывая на меня. Я поспешил ретироваться, что было лучшим решением.

Здесь надо немного отвлечься и поговорить о субстанциях и способах перемещения. Из Храма в Храм Смерть может переходить без дверей, по своей паутине, которой все эти сооружения связаны, но главный центр находится еще дальше, и я не имею понятия, как туда попасть. Более того, покуда и мысли такой не возникало, чтобы туда попадать. Ибо жизнь моя — словно фазы луны. Можно б еще сказать — вся большая жизнь — смена фаз жизней. Это должно быть характерно для всех существ, я думаю.

Одна из основ бытия субстанций — плетение. Это возможность проходить и через пространство, и через время, и, если вы часть её, субстанции, то вы, должно быть, будете перемещаться точно так же.

Выйдя через ту же дверь, я оказался внутри торгового центра «Галерея Виктора Эммануила». Здесь ничего не оставалось, как перекусить. Во мне не было спешки, и я пил кофе, и здесь неожиданно появился Ортиц.

— Привет, — сказал он, — я спешил, чтобы выдать тебе дежурные документы.

— Да, — ответил я, понимая, что я об этом и знать не знаю.

— Вот, — у него была целая пачка, — а здесь надо расписаться. На дежурство заступил, потом, когда будет смена, можешь просто оставить их на столе. Хотя бы здесь.