Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

— Мы еще меньше знаем, — сказал X.

— Все познается в жизни.

— Но мы не в жизни, — сказал он, — но вы правы. Ведь мы можем в свободное время пользоваться именами. Например, ты — Джон, ты живёшь в Лондоне, и ты собираешься сесть на Титаник, чтобы насладиться страхом смерти, чтобы впитать чужие крики и боль. Это наркотик. Никаких вопросов. Просто вожделение ужасом.

— Правильно, — сказал я.

После этого мы посетили представление в мире людей, в Ла Скале в мире людей, я не ощущал усталости. Этот ритм не был ритмом. Я понимал, что между актёрами и Дьяволом всегда будет связь, зримая и незримая. Мне нужно придумать, как запечатлеть своим мысли. Мне надо сказать. Пусть кто-то знает. Пусть знают люди. Например, опера. Не важно, что я не смыслю в музыке, я заражу собой композитора. Вот и всё. Он сочинит оперу «Актёры и Дьявол». Это будет одно из самых великих творений в углах этого пространственного континуума.

Слава — пыль. Я просто сделаю свой вклад в красоту. Дьявол может жить в каждом отдельном существе. Он делает это для того, чтобы ощущать. Может быть, этого мало. Хочется насладиться обладанием, силой жизни и смерти, степенью ужаса. Может быть, может быть.

Мы пообедали в кафе.

Я слушал плеер

Недовольные тоже имеют права. С их точки зрения Бог выше. И правильно. Свою точку зрения надо уметь отстаивать.

Когда мы заметили агента, был уже вечер. Но, двигаясь за ним вокруг театра, мы вновь вошли в день. Он шел от двери к двери — ибо стены театра были полны скрытых коридоров и измерений. Так, я снова попал в Храм Жизни.

— Смерть! Смерь! — кричали зрители, негодуя.

— О, позорная смерть! — крикнул со сцены актёр главной роли. — Ты здесь! Ты пришла, чтобы унизить весь наш путь. О, смерть! Разве ожидали мы тебя здесь? Твои жуткие кости!

— Постойте, — сказал я, — вы находитесь в мире иллюзий. Жизнь должна быть терпимей. Я не собирался вас пугать. Не думайте обо мне так плохо. У меня нет ничего дурного в намерениях.

— Смерть говорит, я умираю! — прокричал актёр трагически. — И что она говорит? Она смеется над нами.

— И ты придешь ко мне, в конце пути, — ответил я.

— Нет, не дай себя ей! — прокричал второй актёр.

— Иди, иди, — сказал я, — и тебя насытит великая ночь.

— Солнце побеждает ночь.

— Ночь была раньше, и доказательства просты, — сказал я.

— Смерть! О, смерть, — запел хор.

Зал содрогнулся от музыки, и стены спели вместе с вокалистами. Как будто они ждали меня. Как будто они репетировали несколько суток подряд, чтобы встретить меня.

— Великий космос черен и зол, — сказал я.

— Но Большой взрыв воссиял.

— И что же, — ответил я, — он был лишь серединой тьмы великой.

— И жизнь взошла!

— И жизнь ушла!

И они снова запели хором.

— Недолго прыгать детям земли! — воскликнул я. — Все приходит на круги своя, все становится пылью.

— Настанет день, и смерть будет побеждена!

— Легко говорить в будущем времени! Это — удел слабаков. Победи меня здесь и сейчас.

— Смерть! Смерть! — запел хор.

В этот момент над залом взлетел на своём коне Георгий Победоносец, готовясь пронзить меня копьём. Он был не прав. Потому что борьба света и тьмы бесконечна, и не ему было сломать этот баланс. Я покинул зал, и тогда стало ясно, что W. и Х. поймали агента. Впрочем, это был не тот. Это был лишь один из группы.

И песня продолжалась.

Я люблю, когда кричат. Дело не в том, что наши предки прыгали по деревьям и вопили. Нет, да и никто этого не доказал. Например, группа «Adept». Им сразу же надо подарить жизнь вечную. «Omnium Gatherum» подарить право на перерождение по желанию. «Creator» позволить петь в обеденном зале, приветствуя Его. «Металлика»…. Не знаю, слишком просто. Банально. Обойдемся на том свете без них. Художник или музыкант не обязательно должен быть признан. И даже хорошо, если он не так уж и признан.

— Кто ты? — спросил он.

— А ты? — прошипел он.

— Ты знаешь, — ответил я.

— Думаешь, я что-то скажу?

— Не важно. Отрежем ему язык.

— И что потом? — спросил X.

— Оставим его в одном из залов Ла Скалы так, чтобы он слонялся и не знал выхода. Давайте нож.

Я понимал, что многие вещи напрасны, ибо он служил, и кому? Есть ли кто-то еще, кроме нас? Верно. Какие еще стороны могут присутствовать на нашем странном пути? Но он служил. И теперь надо было найти их командира, что, впрочем, было лишь вопросом времени. Ла Скала большая. Мы появлялись в самых разных местах, в самые разные времена, встречая актёров и политиков, проникая в их умы. Я понимал, что человек в прошлом — не совсем человек. Но всё же, встретив в одной из точек нашего пути Муссолини, я спросил у него:

— Веришь ли ты в меня?

— Верю, — ответил он.

— Но почему ты в меня веришь?

— Я много анализировал, — ответил дуче, — я много думал. В какой-то момент я понял, что я нахожусь словно бы как закладка в книге. Время давно убежало далеко вперед. Жизнь прошла. Давно прошла. Я, конечно, могу забыться. У меня есть моя борьба. Но время от времени ко мне возвращается понимание факта. Нет. Поймите, вокруг меня — жизнь. Но это закладка. Книга уже давно написана. Жизнь уже прожита. Когда-то я жил. И все эти люди жили. Но, находясь в книге, они думают, что еще живут. Я предполагал, что вас я встречу. Но что мне сказать? Ничего. Вы есть. Я знал. Нет, когда это было в первый раз, вы мне были не нужны. Я катился по дороге к смерти. А теперь, все это может повторяться много-много раз, потому что всё завершено, всё ушло. Всё ушло навсегда. Но оно возвращается. Вы понимаете. Потому что книга. Нет, я не знаю, что ждёт меня впереди. Но это не имеет никакого значения.

Когда я курил сигарету, то эта мысль отобразилась во мне.

Книга.

А я? Эта книга уже написана? Или я — лишь чьё-то перо?

Наконец, мы его поймали. Он стрелял какими-то лучами. Я думаю, его специально послали, чтобы он меня деактивировал. Будто бы это что-то решило. Я — лишь личность. Смерть — понимание, концепт концептов, жизнь жизней, вещество веществ.

— Ну что? — спросил я.

— Думаешь, мне есть чего бояться? — спросил он гордо.

— Ты белобрыс, — сказал я, — наверное, ты немец.

— Почему? — спросил он.

— Идентификация.

— Шутишь.

— Думаешь, я не знаю, что делать с тобой?

— Что же?

Мы решили его трансформировать. Это — одно из худших наказаний. Мы превратили его в рекламный щит с электрической начинкой и отправили в Ливорно, в 65-й год. Там он теперь и находился, не в силах иметь жизненную силу. Он просто мигал.

Что это был за агент? Нет, я ничего не знаю. Я думаю, существуют миры, где все наши понятия смешны, там они являются лишь семенами растений чужих, иных, которые там не взошли — их там не сажали, не взращивали.