Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

— Почему-то ты в лётной форме, — проговорила Света.

— Мы просто изучаем смерть. Ты и я. Конечно, мы можешь просто заниматься любовью, но сейчас вокруг слишком много тьмы, а она тянет чувства вниз и гасит эмоции.

— Тогда полетели. Как тебя зовут?

— Знаешь, я придумал себе воображаемое имя. Я — капитан X. Смерть любит смотреть другие смерти. Летная форма, должно быть, связана с тем, что мы должна разбиться на самолете — при этом, мы должны собрать побеги процесса. Сама точка падения — это уже вход в небытие, а потому, нам надо собрать вещество. Света!

— Получается, что вы увлекаетесь мной?

— И правда.

— Но это как-то, как-то, это как процесс, как вычисления.

— Большой разум создает накладные расходы. Может, ты хочешь обозреть другие виды смертей?

— А что, если умирали планеты?

Он почесал голову:

— Я этого не знаю.

— Значит, ты не всемогущий.

Главный пожал плечами. Действительно, откуда ему было знать это? Тут она нашлась.

— Хочу в архивы! Хочу в архивы!

— Что же, — ответил он, — идемте, моя дорогая Света.

По пути они все же вспомнили, что работают в одной редакции, и Главный является Главным именно по этой причине, и Света лишь усмехнулась, но Главный остановил ее усмешку, заметив:

— Состояния меняются столь сильно, что кажется, что у нас разные личности, но это — одна и та же личность с разной стороны.

Правда, пока они шли по винтовым лестницам, им встречались прекрасные балконы, и, обнаружив на одном из таких балконов кафе, они заказали вина — Света улыбалась, всматриваясь в свое отражение в бокале, но иногда, краем зрения, она вдруг улавливала что-то странное — и так, она смотрела и так, и эдак, двигая головой, улыбаясь и надувая губки. Наконец, Главный заметил это. Он спросил:

— Что же там видно?

— Да вот, — отвечала она.

— Что же?

— Рога.

— Но чьи же это рога, Света?

— Мне кажется, это мои рога.

— Что же? Верно, они напоминают ветки какого-то особого растения? И ведь не просто ветки, это — дороги, и все они плетутся и уходят куда-то в бесконечность, и мы до сих пор не определили, как далеко это тянется. Меж тем, ветвление напоминает ветки спирали.

— Но это не ДНК, — предположила она.

— В мире духа нет ДНК. Предположим, мы живем в месте, где тело изготовлено техническим путем — но душа та же самая, и здесь нет никакого ДНК, но что же плетется? Мы уже идем этой дорогой, моя дорогая, мы спускаемся вниз, пока не достигнем того места, где формы каждой отдельной спирали принимает необыкновенную ясность. Но где-то в самом начале жизни всего живого здесь еще почти нечего было хранить — но и всякая букашка, уходя на тот свет, остается лежать в архиве. На сегодняшний момент срок жизни на этой планете составляет миллиарды лет, архив огромен, он выстроил сам из себя гигантский механизм.

— А там будет вино? — спросила Света.

— О, ты увлеклась вином? В библиотеках всегда есть терпкое вино и величественный коньяк. Но дальше мы поедем на лифте.

Ехать оказалось довольно долго. На одном из этажей к ним в лифт вошел странно одетый волк.

— Здравствуйте, — сказал волк.

— Здравствуйте, — сказал кто-то еще.

Оказалось, это был пиджак, надетый на волка.

— Мы — порознь, — проговорил пиджак, — товарищ Корнеев недавно получил назначение волчьего дьявола (при этих словах волк кивнул), но волков сейчас мало, и ничего не остается, как изучать произвольные науки, сидя в архивных залах. А еду себе и еду. Я просто еду.

Света показала большой палец.

— Однажды бывает великий день, — сказал Пиджак, — конечно, он повторяется, но событие это происходит не каждый день, и у него нет имени. Но, впрочем, если вы встречаетесь сами с собой, это может стоит очень многого, особенно, если у вас нет прямого доступа. А здесь, конечно, все мы герои — я даже вам скажу, что хотя этих событий и нет в архиве, но все равно об этом можно как-то узнать — ведь что-то было и до существования земли. Другие планеты. Другая вселенная. А теперь представим себе эту картину, а? Архив вселенной. Мне даже страшновато, и даже как-то трудновато — не представляется все это, потому что я понимаю, что все это не помещается в голове. Это какой же надо иметь мозг, чтобы хотя бы вдуматься — архив вселенной. То, что у меня нет головы, не должно никого озадачивать — нет, и нет, не надо. Думать надо не головой — голова есть модель У модели могут быть ограничения. Нет головы, нет ограничений. Полёт!

— А вы встречались с собой? — спросила Света.

— Я и есть я. Я себя не терял. В распоряжении человека всегда есть сон, который по своей природе крайне не воспитан, а потому, он отказывается дать правильную картину. Но на воспитание снов может уйти крайне много времени, и иногда человеку требуется потратить почти целую жизни, чтобы заставить сны говорить правду. Таким образом, сновидящий получает доступ к записям. Сказать точнее, доступ есть всегда, но нет картинки. Сложно с этим. Если нужное изображение появляется, это становится великим событием. Научите людей учиться. Пусть учатся. У них нет учителей кроме самих себя.

Дороги их разошлись уже в архивах — пиджак нашел первый попавшийся стул и повесился на него. Света и Главный прошли по коридору, осматривая ячейки.

— О, смотри, Джимми Хендрикс, — проговорила Света.

— Нажимай.

Света щелкнула замком, ящичек выдвинулся, показав содержащуюся внутри книгу.

— Берешь эту книгу, листаешь медленно и внимательно — содержимое должно перейти тебе в голову, и ты будешь внутри одной данной жизни, — сказал Главный, — здесь тебе должна ровным счетом любая жизнь, и это хранилище, пожалуй, самая большая ценность в данной системе пространственно-временного континуума.

Листы книги состояли из странной бумаги. Света закрыла глаза, и кадры поехали верху вниз — их нелегко было остановить.

— Я вижу всю линейку, — вдруг сказала она, потому кадры вдруг остановились на раковине. В океане жил моллюск, и он был носитель души, и теперь это казалось необыкновенным — ощущать себя моллюском. Вода была прекрасна.

Внимание Светы остановилось на этом моменте и еще какое-то время оставалось в слиянии с природой — хотя это и являлось архивной записью, выглядело все абсолютно натурально.

— Что могло быть до ракушки? — подумала она.

Картины ожили — и правда, что-то было и до ракушки, и до земли, хотя и никто не мог сказать, жила ли она там, или та душа, путь которой она смотрела, или же теперь в ее распоряжении была некая иная память. Она увидела большую материнскую тьму, и размеры ее была абсолютны — можно, впрочем, было задуматься о каких-то других размерах — но все они должны были находиться на каких-то внешних диапазонах. Существа за краем света, за краем всего, любили музыку. У них были хобота. Они играли, оркестры подогревали массу, произошло большое накаливание — возник свет, и из этого света рождались первые звезды.