Лола Елистратова - Бог ищет тебя

Лиза медленно закрыла окно.

Обернулась.

Вчерашняя гостья сидела в кресле, но ее красочное оперение было сложено. Блестящие синие глаза, сверкавшие с перьев накануне, прикрыты тяжелым страусиным пухом, остановлены в неживом оцепенении. В полутьме белело только женское лицо: бриллианты в ушах и накрашенный рот.

– Ну что, моя маленькая Мелизанда, – сказала она тихо, – вот ты и танцуешь.

Лиза улыбнулась.

– Ты быстро делаешь успехи. Ты уже поняла, как становятся шпионками. А ведь совсем недавно тебе казалось, что это не имеет к тебе ни малейшего отношения.

– Но… я… с какой стати? – попыталась защититься младшая. – Почему вдруг я шпионка?

– Обманываешь меня, себя обманываешь, – старшая говорила ровным, монотонным голосом. Драматизм напряженности достигался без подчеркнутого нагнетания эмоций, оставаясь в рамках медлительного, ничем не нарушаемого движения. – Разве не об этом ты подумала час назад?

– О чем – об этом?

– О том, как станцуешь новый танец. Как ты получишь нужные документы: выпросишь, выкрадешь, раздобудешь. Разве не так?

– Да бог с тобой, – отмахнулась Лиза. – Это же причинит огромный вред Диме.

– А нам наплевать на Диму.

– Ты думаешь, я должна помочь Андрею? Но он меня об этом вовсе не просил. Хуже того, он просто взбесится, если я принесу ему эти документы. Ты видела, какой он ревнивый? Да он с ума сойдет…

– А нам и на него наплевать.

– Так зачем же тогда?

– А попробовать коготки, – ответила Мата, и в сложенном павлиньем хвосте на секунду вспыхнуло что-то алое. – Ты же хочешь, я знаю, что ты хочешь. Я же говорила, что после танца ты попросишь голову Иоанна Крестителя на серебряном блюде.

– Ты думаешь? – нерешительно спросила Лиза.

– Я уверена в этом, Саломея.

– Ну, может быть… Заодно и денежные проблемы уладятся, и потом, хотя бы раз я почувствую свою нужность, полезность. Я сыграю важную роль в развитии дела моего мужа. Это, конечно, было бы приятно…

– Нет, все не то, – возразила старшая, по-прежнему не повышая голоса: только оттенки звучания в пределах узкого диапазона сдержанной динамики. – Обманываешь меня, себя обманываешь.

– Что же тогда?

А вот что: «Шахерезада». Могучий царь Шахрияр уезжает на охоту. Он нежно прощается с любимой женой Зобеидой: она лежит на подушках, томная, темная, блестки, газ и шальвары, она машет царю рукой, утирает слезы платком. Царь уезжает – и резной, ковровый, золоченый гарем в скорби.

Звук охотничьего рога.

Уехал, уехал!

Скорее: открыть запретную дверь, выпустить пылкого черного раба в жемчужном нагруднике. Танцевать с ним посреди сцены, и на возвышении, и под балдахином. Порхать, есть сласти, пить вино: разве одинокий кубок в тиши гарема, среди наскучивших подруг был бы так сладок?

И пусть внезапно вернувшийся царь пронзит молодого раба кинжалом! Даже если самой придется умереть, – ты открыла запретную дверь, Зобеида.

Ты играла.

– Так что, просто ради удовольствия обмануть всех вокруг?

– Это совсем не просто, маленькая царевна. Ты не знаешь, какая это радость, когда мужчины, серьезные, взрослые, с большими деньгами, с государственными делами, о которых они не считают нужным нам рассказывать, оказываются простачками, дурачками, сами не знают, что болтают, не понимают, что говорят. Вот только правым бедром вверх, и еще раз вверх – и план наступления Нивеля уже лежит у меня на подушке. А потом, хоп! цок-цок каблучками! – и вот она, диспозиция высадки немецких подводных лодок на марокканском берегу.

За однообразным звучанием голоса танцовщицы, неумолимого и ужасающего в своей простоте, вставало зловещее видение первой мировой войны, запах гари и железа, мрачные фантазии о призраках и виселицах.

– Ну да, конечно, ты же была шпионкой, – сказала одурманенная Лиза. – Ты шпионила за немцами для французов? Или наоборот – за французами для немцев?

И то, и другое, – ответила Мата, и ее глаза выпустили в темноту струю алых брызг. – Я была двойным агентом. Я рассказывала немцам французские секреты, а французам – немецкие. Мне было наплевать и на тех, и на других. Что мне до них? Я голландская подданная с душой индонезийки.

– А как же ты добывала эти секреты?

– Чаще всего я просто врала, – призналась старшая. – Я сочиняла для них немыслимые истории, а они слушали, кивали, не улыбались. Писали рапорты. Делали доклады.

– И ты всегда врала?

– Нет, – после паузы ответила Мата, – не всегда. Иногда я думаю: что было бы, если бы я не выдала немцам план наступления французских войск в битве при Эне, на «Дамской дороге»? А было страшное сражение, резня, душегубка. Сто двадцать тысяч французских трупов за три дня. Ты думаешь, я виновата в случившемся?

Знаешь, кучка уцелевших солдат укрылась в каменоломнях, и один из них нацарапал на стене: «Бог ищет тебя». Он не знал, что пишет это обо мне, но он писал обо мне.

И с тех пор эта фраза срослась со мной, стала моим посмертным проклятием. Я обречена бродить по земле и говорить беспокойным душам: «Бог ищет тебя».

Бог ищет тебя, Лиза.

В ответ девушка только приложила ладонь к щеке. Ее и пугали, и завораживали звучащие аккорды, заманивающие во тьму диссонансов и призрачных разрешений.

– Зачем же ты делала это? – спросила она.

– Разочарование, – медленно сказала гостья. – Разочарование и досада. Ты танцуешь, а им нет дела до твоих танцев. Они играют в войну. О, Лиза, мужчины очень любят играть в войну! Они палят из пушек и выстраивают ряды солдатиков; они так увлечены, что им нет дела до твоих танцев. И это так обидно. Непереносимо. И ты начинаешь делать вид, что играешь с ними в их игру: принимаешь серьезный вид и делаешь: «тр-р-р-бах-бах!» языком. Самое удивительное в том, что они верят, что ты всерьез, и опять несут деньги. Они всегда несут деньги, принцесса; и называют тебя напыщенным именем «агент Н21», и опять заглядывают тебе в глаза, и просят, просят – найти код для дешифровки радиосообщений, раскрыть тайну секретных чернил. А ты издеваешься над ними: говоришь, что немецкие шпионы везут секретные чернила под ногтями, – и они, что ты думаешь? – будут старательно вычищать немцам ногти на границе. Ты играешь в свою игру и поэтому побеждаешь.

– Но ведь они убили тебя, – ответила Лиза. – Расстреляли.

Темное пламя: интонация ужаса в басу, тревожный взлет пассажей и пронзительное тремоло, гамма Черномора.

– Я совершила ошибку, – сказала Мата Хари. – Я влюбилась. Он был русский. Как ты. Белокурый и стройный, офицер царской армии. Вадим Маслов. Я кормила его икрой и поила шампанским, я платила его карточные долги. Я писала ему письма, несколько писем в день. Он сказал, что женится на мне.