Ахто Леви - Бежать от тени своей

Делегация начала работу. Меня отвезли в мою редакцию, где сперва одна милая девушка отсчитала тысячу марок, а затем познакомила с сотрудниками редакции я переводчиком моих книг. Сделали это вокруг уютненького столика, и на нем присутствовала бутылка коньяка. Право же, знакомство при этом стало более сердечным.

Товарищи-журналисты посочувствовали моему пленению на вилле с лебедями и разработали план моего освобождения – фантастический, путем моего похищения. Я должен был, как стендалевский герой, спуститься по веревочной лестнице, а за воротами, в тени каштанов, меня будет ждать серый «трабант» фрейлейн Мадлен – красавицы с глазами, требующими, чтобы ее возлюбленный состоял по меньшей мере в дипломатическом корпусе.

Бегство состоялось два дня спустя (после автопробега по маршруту Берлин – Бранденбург – Веймар – Берлин) и произошло весьма прозаично.

В прогулке по названным городам меня почему-то сопровождала дама, не знающая ни слова по-русски. Ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не смущавший меня ее пристальный взгляд.

В Бранденбурге я был поражен, когда наша машина подъехала к… огромной тюрьме. «Не может быть!» – мелькнуло в голове. Екнуло сердце. Я был ошеломлен происходящим. Выяснилось, что в тюрьме имеется производственное оборудование, интересующее нашего представителя от промышленности. Заодно совершили по ней экскурсию, и я имел возможность вспомнить то непродолжительное время – три месяца, – когда «гостил» здесь в качестве репатрианта из Западной Германии (еще мальчишкой) в 1947 году. Вот уж никогда не думал, что мои дороги снова приведут меня сюда в качестве гостя, а начальник тюрьмы устроит в своем кабинете прием с традиционным кофе…

Тюрьма построена гитлеровцами, как оказалось, для самих себя, поскольку теперь ее основной контингент составляют именно они. Мы осмотрели все корпуса, и не только производственные. Я даже отыскал свою камеру, даже заходил в нее и испытал приятное ощущение от возможности выйти из нее. И все же я теперь оказался здесь, в одной из крупнейших тюрем в мире, в другом качестве, не арестантом! Ощущение это невозможно передать словами!.. Отсюда началась моя дорога в социалистический мир, в тот самый, который в лагерях для перемещенных лиц на Западе иными выдумщиками представлялся «страшной Сибирью».

И вот по прошествии тридцати лет я в совершенно ином качестве здесь, в Бранденбургской тюрьме, – живой и даже член делегации!..

В Веймар приехали засветло, из гостиницы нас повели в ресторан «Элефант» на дружеский ужин, устроенный городскими властями. Опять речи, опять тосты, а у меня в кармане чешется тысяча марок…

Поздно вечером я гулял по пустынным улицам, разглядывал скульптурные изображения и барельефы на домах, на их крышах и жалел, что нет никого рядом, кто мог бы о них рассказать, их объяснить. Я поражался мысли, что снова здесь. Просто не мог привыкнуть к этой мысли. Меня тянуло к далеким странствиям, открывавшим возможность увидеть, познать, понять мир.

На следующий день посетили дома Шиллера и Гёте, а после эмоций культурных соприкоснулись с эмоциями варварскими – в концентрационном лагере Бухенвальд. Здесь ознакомились с передовой (по тем временам) техникой уничтожения человека и возложили венок на место гибели Эрнста Тельмана. Увидев своими глазами печи, в которых сжигали людей, дубинки, которыми добивали не до конца убитых, вагонетки, в которых возили трупы, я думал о том, что индейцы племени Аризона, у которых знак свастики с древнейших времен служил национальным орнаментом, оправданно изгнали этот знак из своего обихода, перестали даже пользоваться одеялами и пледами с вытканными на них знаками свастики.

Относительно Бухенвальда человечество настроено категорически – не допустить повторения прошлого! Я лично не уверен, что уже пережитое прошлое страшнее, чем может стать еще неизвестное будущее. Одни ученые ломают головы над проблемами, облегчающими жизнь людей на земле, но есть и другие, изобретающие такие штуки, что и ахнуть не успеешь, как превратишься в ничто… А ведь везде на планете существуют любовь, преданность, дружба, благородство и другие человеческие качества – все, кроме разумного единства…

Очевидно, эти мысли были навеяны Бухенвальдом: мрачное место – мрачные мысли.

После этой поездки мое бегство из резиденции и состоялось: меня отвезли в редакцию, оттуда красавица Мадлен в своем «трабанте» – к Паулю, журналисту. У него я и остался. Позвонили в резиденцию, и я получил разрешение остаться в городе до самого отлета.

Мне было суждено еще раз побывать в Бухенвальде.

Мы устроили с Паулем в его холостяцкой квартире грандиозную попойку, хотя слово «устроили» здесь, пожалуй, неуместно, поскольку организатором этого мероприятия был я: ведь тысяча марок в моем кармане все еще чесалась, а я от размышлений о собственных проблемах наряду с мировыми, вызванными впечатлениями, особенно последними, от Бухенвальда, здорово устал. Нужна была разрядка. И я в тот вечер основательно «зарядился»…

Начало я помню, то есть помню, как мы с Паулем говорили о литературе. Я обратил внимание, как медленно и как-то робко Пауль принимал коньяк: пока он с трудом справлялся с одной рюмкой, я успевал разделаться с тремя… позже даже с пятью. Что было дальше, я никак не мог вспомнить. Почему-то я оказался опять в Бухенвальде. Глубокой ночью я шел мимо мрачных зданий, в подвалах которых было множество печей. При свете яркого пламени здесь работали полураздетые, красные от изнуряющей жары, скелетообразные люди. Было похоже на ад. В доверху нагруженных тачках люди эти подвозили уголь и большими лопатами забрасывали его в печи. Внезапно они все разом, словно по тревоге, бросили работу и выбежали из лагеря. Они бежали, сбрасывая на ходу лохмотья, к большому озеру с черной водой и ныряли в него. Я последовал их примеру…

Вода была холодной. Озеро казалось бездонным. На фоне слабого света в небе были видны силуэты небоскребов. Кругом тихо, ни звука, лишь слышен всплеск воды, производимый молча плавающими в озере людьми. Вдруг вижу высоко в небе что-то похожее на столб, стремительно падающий вниз. Нет, это не столб, это огромное чудовище, похожее на гигантскую ящерицу с когтистыми лапами и хищно оскаленной пастью. Глаза чудовища горят безумной яростью. Оно падает на барахтающихся в черной воде людей, и волной, похожей на цунами, меня выбрасывает на берег. Чудовище неумолимо приближается к домам – вот оно жрет дома, камни мостовой, люди в сумасшедшем страхе бегут от него. Слышен вопль отчаяния сотен тысяч голосов. Чудовище движется вперед. Оно пожирает Веймар с его дворцами и парками, жрет цивилизацию, человечество…