Владимир Царицын - Вкус коньяка

- Мы же с Володей, папой твоим, считай и не жили вместе совсем.

Поженились перед самой войной, двадцать первого июня сорок первого года. Володя сразу почти на фронт ушел. И до последнего дня воевал.

Даже, когда его ранило в сорок четвертом, в госпитале подлечился чуток, и снова на фронт. На побывку даже не приезжал. Вернулся в сорок пятом, год вместе прожили, а потом - ну что это за жизнь? Все больше по госпиталям. Выпишется, и снова на лечение. Как тебя родить умудрились, удивляюсь…Вот умру, рядом меня похорони. Хоть тогда мы с мужем моим вместе будем…

Папина могила находилась недалеко от ворот на новом тогда кладбище, а когда умерла мама, оно, кладбище, ушло далеко вперед, тупо вклинившись в лесной массив. Между папиной и маминой смертью прошло более четверти века. Люди не хотели хоронить близких далеко и всеми правдами и неправдами втискивали своих покойников в промежутки между существующими захоронениями. Оградки громоздились одна на другую, не оставляя проходов. Многие могилки, которые никем не посещались, со временем сровнялись с землей и на их месте могильщики рыли новые ямы, натыкаясь на истлевшие доски гробов и черные кости покойников. Могильщикам платили "за вредность" и они помалкивали.

Администрация кладбища получала свою долю. Все шло-ехало, пока на старом участке кладбища не стало тесно, как в трамвае в часы пик.

Директора кладбища сняли за какую-то провинность и поставили нового, а новый казался честным малым, но я так думаю, что совершенно честных людей не бывает, тем более совершенно честных директоров кладбищ. Вновьназначенному директору просто-напросто пришлось разрабатывать и осваивать новые способы заколачивания левых денег, так как старые способы использовать уже было невозможно ввиду полного отсутствия свободного пространства.

Площадка за папиной оградкой была довольно большой, но директор сказал категорическое "нет", а могильщики просто послали меня по известному адресу, пояснив, что возиться с костями они не желают, и не будут, если даже я от директора разрешение получу. Их и директор старые могилы ворошить не заставит. А если кому-то это занятие по душе, пусть берет лопату и копает могилу сам. Я бы взял, но директор кладбища был против, разрешения давать не хотел. Я уже было отчаялся, но мне посоветовали идти в горисполком. Я взял отцовы награды и пошел. Председатель горисполкома оказался фронтовиком. Он не знал моего отца и не встречался с ним на войне, воевал на другом фронте. Но он был фронтовиком и понимал то, что сейчас мало кто понимает. Вопрос решился очень быстро, достаточно было одного звонка.

Я убрал могилки, протер портреты, положил у надгробья четыре алых гвоздики, мамины любимые цветы. Какие цветы любил папа, я не знал. И любил ли он вообще цветы? Мама об этом ничего не говорила.

"Надо бы покрасить оградку, - подумал я. - В следующий раз приду, не забыть взять краску и кисть.

Я не разговаривал вслух по своему обыкновению - через одну оградку справа от меня сидел на скамейке пацан лет четырнадцати-пятнадцати в темно-синей ветровке с капюшоном на голове. Когда я пришел, его не было, он появился почти следом за мной. Сел на скамейку и с сердитым видом стал наблюдать за моими действиями. Почему-то я не захотел говорить со своими родителями при нем вслух, наверное, боялся напугать парня, он ведь мог решить, что я псих.

Я поколупал ногтем краску на остроконечных прутьях оградки, и понял, что это бессмысленное занятие, для того, чтобы подготовить оградку под покраску, нужен шпатель или лучше металлическая щетка.

Надо взять щетку, она у меня есть на даче.

Пацан не уходил, ждал, когда уйду я, бросал из-под капюшона недовольные взгляды. Может быть, он хотел побыть наедине с тем, кто там был похоронен, может, он хотел поплакать в одиночестве? А может, еще что. Так или иначе, но мое присутствие его явно раздражало. Я не стал ему мешать.

Но почему он на кладбище один, подумал я, ведь маленький же еще?

Ну, не то, чтобы совсем уж маленький. Просто обычно подростки на кладбище одни не ходят.

Я не стал выяснять, почему пацан один и к кому он сюда пришел, вышел из оградки, закрыл калитку и стал пробираться к воротам. На пацана я не оглядывался. Что он мне? Да и отвечать на мои вопросы он вряд ли бы стал, а если бы и ответил, то наверняка грубостью. Такова современная молодежь.

У меня имелся печальный опыт общения с подростками.

Однажды, два года назад, я шел с работы домой. Я немного задержался - надо было закончить кое-что срочное, да и к тому же возвращаться в пустую квартиру мне в тот вечер как-то особенно не хотелось. Было уже что-то около девяти часов вечера, и на улице стояла темнота, а в сквере, который подходил вплотную к моему дому фонари тускло светили только по периметру. Тогда тоже была осень, но не такая как сейчас - золотая и теплая с прозрачным небом - а серая и дождливая. В беседке в глубине сквера я услышал глухие звуки борьбы и девичий голос:

- Отстань, придурок! Говорю же - не дам! Куда лапу свою грязную тянешь, урод? Не трогай, кому сказала!

Я решил вмешаться.

- Молодые люди, - обратился я в темноту, - Чем это вы тут занимаетесь?

У меня была зажигалка. Я поднял ее над головой и, выщелкнув язычок пламени, осветил им небольшое пространство беседки. В глубине беседки на лавочке сидели двое - парень и девица, обоим лет по шестнадцать, а то и того не было. То, что парень хоть сколько-то испугался, утверждать было бы глупо, он даже не казался удивленным, а только раздосадованным. А девица, та вообще пьяненько или обкурено ухмылялась и, по-моему, ей было по барабану мое заступничество. Но отступать было поздно.

К своей глупости, по сторонам я не осмотрелся.

- Тебе чего надо, старый? - парень сделал угрожающее лицо. - Вали отсюда, пока не накидали.

- А почему так грубо? - удивился я и миролюбиво предложил: -

Оставь девушку в покое, и мы разойдемся по-хорошему.

- Ха-ха-ха! - зловеще рассмеялся парень. - По-хорошему?

По-хорошему не получится. Ты нарвался, дедуля. - И он поднялся со скамейки. - Щас я тебя мочить буду. Ветеран хренов!

- Гарик, не убивай ты этого дедушку, - без особого энтузиазма, но со смешком посоветовала парню девица. - Вишь, он и так уже обосрался от страха. Пусть по-тихому валит к своей бабушке. Ха-ха! Бабушка рядушком с дедушком.

Я разозлился. Вот и вмешивайся после этого в дела молодежи! Вот и вставай на защиту "оскорбленной невинности"! Интересно, что не хотела давать эта веселая девица своему приятелю? Наверное, совсем не то, о чем я подумал вначале. В руке девицы чадила самокрутка, в беседке пахло "дурью".

Огонек погас. Я щелкнул зажигалкой снова и увидел приближающегося парня, он как-то дико, со странной полуулыбкой смотрел поверх моего плеча. Я интуитивно обернулся, но увидеть того, кто стоял за моей спиной, не успел - получил удар чем-то тяжелым по затылку и упал, вырубившись.