Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Я подслушал разговор мамы с соседкой. Оказывается, у мамы имелись причины оставаться недовольным папой. Соседке – жене помощника

Ташенева она говорила:

– Твой Жансултан кандидат наук. И этот – она назвала незнакомое мне имя – тоже кандидат. А Абдрашит не кандидат.

Какой из папы кандидат наук? У отца образование четыре начальных класса и рабфак. Неужто мама собиралась погнать папу доучиваться в институт?

Отдыхающие разъехались по городским квартирам. Мы остались дожидаться переезда в Доме отдыха.

В студеном безмолвии третьего Дома отдыха Ситка ощущал себя

Тарзаном. Седыми утрами ноября он спускался купаться в водах Малой

Алма-Атинки. У матушки обмирало сердце: "Улесын!" Папа же вообще терял дар речи. Речка покрылась тонким ледком. Принесенная Ситкой

Чарли вода долго оттаивала в ведрах от мерзлого крошева.

На дачу приехали мамины земляки – близкие родичи Ташенева. Они не знали, как попасть в резиденцию Председателя Совмина. Мама объяснила, что это невозможно и вообще не надо мешать Жумабеку.

Земляки не унимались и просили только показать где дача Ташенева.

Там, мол, сами разберутся с родичем. Мама послала Доктора показать землякам дачу Ташенева.

Поздно вечером Доктор вернулся. С земляками ему удалось проникнуть в загородную резиденцию Ташенева. Он в деталях и красках рассказал об увиденном на даче Председателя.

– Дом с колоннами… Шикарный кинозал… В комнатах офигительный запсилаус… После обеда приехал начальник ХОЗУ Бабкин и давай бегать вокруг тети Батес… На "Чайке" из вас кто-нибудь катался? То то же. А я прокатился…

Не прожевывая, я проглотил рассказ целиком.

На следующий день на школьном дворе я в лицах описывал одноклассникам о том, как гостил на даче Председателя Совета

Министров. Пацаны слушали и переглядывались. Увлекшись, я не заметил, как в метрах десяти-пятнадцати от меня у баскетбольного щита с мячом в руке стоит Шеф. Я взглянул на него, осекся было, но меня уже трудно было остановить. Брат внимательно и с интересом смотрел на меня. Помню еще подумал: с такого расстояния он вряд ли что-нибудь разберет.

Дома Шеф встретил вопросом.

– Как там Бабкин поживает? Не заболел?

Я промолчал. Ситка разбалделся.

– Пришел с Махлы мяч в колько покидать и слышу, как Бабкины бегают. – Шеф рассказывал так, как будто слушал меня вместе с моими одноклассниками. – Бегают и бегают. Вокруг Бека нашего бегают. Никак набегаться не могут. Ну, думаю, загонит Бек бедолагу Бабкина до смерти. Смотрю на него. Хватит, мол. Раз посмотрел, два посмотрел…

Ему хоть бы хны. Рот не закрывает.

Шеф смотрел на меня с насмешливой издевкой.

Я лежал лицом к стенке. Испортил Шеф хороший день.

– Пойдешь с нами в МВД?

Ситка и Доктор стояли одетые. Пойду конечно. Я поднялся с кровати.

В Доме отдыха МВД еще работал биллиард. Ситка просил Доктора не играть на деньги.

Доктор хорохорился.

– Да там никто играть не умеет. Любого в два счета причешу.

– Слушай, кончай. – Ситка начинал сердиться.

– Ладно, не переживай.

Напрасно у Доктора чесалась левая ладонь. Кроме маркера в биллиардной никого не было – отдыхающие полным составом в клубе смотрели кино. Ситка и Доктор сыграли между собой две партии и мы пошли к себе.

Было темно и холодно. Доктор водрузил меня к себе на шею и я думал о том, что скоро мы переедем в теплую квартиру и у нас будет порядок. Ситка выздоровеет и вернется в институт. Я перестану ездить в переполненном автобусе в школу, домой буду наконец ходить пешком, и меня примут в пи онеры. Покачиваясь, я засыпал.

Привычку интересоваться тем, что могло ожидать меня впереди приобрел до школы. Учебник зоологии за 7-й класс. Бычий цепень, аскариды…Я несколько раз перечитал раздел про аскариды. "Паразиты размножаются путем… Заболевание грязных рук…". Руки я мою. Не часто, но мою.

Тогда почему я испугался?

Я отложил в сторону зоологию, но через минуту вновь листал учебник.

Переехали в конце ноября. Вернулся из школы в новую квартиру.

Пахнет краской. Три комнаты. Мебель на днях должны привезти с разных квартир. Гости разошлись. Я лег с отцом на полу.

Взбивая подушку, папа сказал:

– Теперь у нас своя квартира. Великолепно.

Что тут великолепного? Нам семерым тесно в трех комнатах.

На следующий день пришла Галя. Доктор водил ее по комнатам. Она несмело улыбалась и неслышно ходила за братом.

Вечером зашел дядя Кулдан.

– Квартира прекрасная… И район тихий.

Папа был того же мнения.

– Район исключительный. И этаж хороший.

Ситка Чарли твердил, будто американцы с год как высадились на

Луне, а Советы только и делают, что запускают спутники с собаками.

Книги Ситка брал в библиотеке Союза писателей. Работала там бурятка Люся. Раз в два месяца она звонила Ситке Чарли, чтобы он пришел за очередным журналом "Америка".

В журнале фоторепортаж о фермерской семье из Арканзаса. Тракторы, дом, дети, жена, сам фермер в джинсах и клетчатой рубашке. Более всего запал в душу текст под снимком, где семья фермера за кухонным столом.

Текст гласил: "А завтрак у них обильный. Он, например, состоит из апельсинового сока, кукурузных хлопьев, сметаны…".

Обильный завтрак расстрогал нас. Спустя месяц Шеф поджарил картошку, поставил сковородку на стол и, подмигнув, напомнил:

– А завтрак у них обильный.

Во втором подъезде поселилась семья полковника Курмангалиева.

Глава семейства дядя Урайхан работал заместителм начальника областной милиции, а его жена – тетя Шафира преподавала в женском пединституте.

Старший сын Курмангалиевых Мурат учился в медицинском, младший

Булат в параллельном с Шефом классе. Была в семье еще и дочь, восьмиклассница Ажар.

Папа и мама со старшими Курмангалиевыми сошлись тесно. Не прошло и месяца, а с уст матушки не сходило имя Шафиры.

Катил навстречу Новый год.

Доктор уговаривал маму разрешить ребятам из группы встретить

Новый год у нас. Наверняка расстрепался институтским о квартире и от своего имени позвал однокашников встречать праздник у нас.

Из его институтских приятелей больше всех запомнились два Бориса.

Один – Расновский, другой – Резников.

Расновский учил играть нас на пианино. Высокий, с узкими плечами, в свитере из тонкой шерсти, утонченный Расновский парень себе на уме и от того еще более привлекательный.

Доктор напевал "Выткался над озером алый свет зари" и просил

Борю: "Научи меня играть "Черемшину". Боря кивал головой и склонялся над клавишами: "Смотри и запоминай". Играл на пианино Расновский может и хорошо. Но не в этом была его соль. Соль Бори Расновского заключалась в отсутствии у него склонности к пустым, бессодержательным разговорам, в том, как он избегал больших и шумных компаний. Чувствовалась в нем глубокая внутренняя сила, свойства, которые напрочь отсутствовали в Докторе.