Александр Торин - Новеллы о кулинарии, или Кулинарная книга памяти

Практически все необходимые для моей жизни продукты продаются в прекраснейшем из гастрономов «Горизонт». Но иногда приходится всё же ходить в буржуазный супермаркет «Менахем», который отчего-то застенчиво называет себя «Сезон», видимо, опасаясь скинхедов и pogrom’ов.

Супермаркет этот я искренне ненавижу: в нём продают нелепые какие-то продукты по неестественным ценам. Но по закону обязательной избыточности только в нём (а где бы вы думали?) можно купить такой экзотический продукт, как чорная редька.

Пока я нагребал себе в мешок редьку, в соседнем лотке стала рыться старушка из небогатых. «О! — сказала старушка. — Фейхоа какие дешёвые!» И хотя я ей ничего на это не возразил, старушка стала вдруг оправдываться: «А что? А если на мясорубке и с чесночком, то очень вкусно!»

Да-да, — сказал себе я, еще раз посмотрел на страшный колючий фрукт (а может быть, он был овощем?), скупил, кажется, всю редьку, имеющуюся в этом магазине в наличии — клубней пять или шесть (а была она весьма недешевой, экзотика, однако), и поехал домой. Рецепт будет чуть ниже, а пока расскажу результат. Весь остаток этого дня и весь следующий я ощущал страстное желание съесть еще и еще и каждый час бегал к холодильнику, пока редька не закончилась. И я считаю, что обязан редьке тем, что все же не заболел страшной болезнью, не знаю, правда, какой, но ведь неспроста эта история со мной приключилась.

Сделать редьку проще пареной репы (вот ирония-то: репу пареную никогда не готовил): очистить, потереть на терке. Посолить. Выдержать несколько минут — редька пустит сок, а потом добавить пахучее подсолнечное масло и перемешать. Это будет абсолютно натуральный продукт...

Вариация этого рецепта: добавить лимонный сок (или уксус, но сок лучше). Часто добавяют и зелень, петрушку или укроп, но мне кажется, что зелень забивает вкус редьки (хотя хрен его забьешь). В общем, не надо мешать редьку с апельсинами, я так считаю.

А вот с тертой морковкой можно. И с чесноком тоже можно. И даже со сметаной, тогда редька получается не такой резкой. Но я люблю простейший вариант, не надо умножать сущности без необходимости.

Да, это то, чего все боялись. Это о святом. Боюсь даже писать про этот салатик. Это не просто салат — это символ эпохи. Оливье — это совсем не творение французского повара, работавшего где-то в Саду «Эрмитаж», в котором я, кстати, провел свои детские годы, там недалеко от эстрады стоял наш домик, снесенный в середине 60-х годов. Оливье — это советские праздники. Это морозное 7 Ноября, когда бьют куранты на главной башне и под звуки военного оркестра с экрана телевизора раздается: «Здравствуйте, товарищи!», а в ответ гулко ухает: «Здравия желаем, товарищ маршал Советского Союза!» Оливье — это праздничный накрытый стол, который выдвигался из угла, пожалуй, два раза в году, это ряд рюмок и тарелок, аромат пирога и шпротов, а в середине — замысловатое хрустальное блюдо с притягивающими взор горошинками, тут и там виднеющимися из-под майонеза. Оливье — это проводы старого года под рюмочку-другую, новогоднее обращение и концерт зарубежной эстрады часа в два ночи, когда наливаешь последнюю стопочку и кладешь в тарелку последнюю ложку уже начинающего обветриваться салатика. Наконец, оливье — это дни рождения друзей, когда поднимаешься по лестнице, звонишь в дверь и еще с порога чувствуешь запах приготовленной еды.

Кстати, подозреваю, что когда говорят: «Упал физиономией в салат» имеется в виду именно салат оливье.

Я пытаюсь воскресить в памяти какую-нибудь историю, связанную с этим салатом, но их слишком много. Вот, пожалуй, достойная пера история. В детстве я жил с бабушкой в коммунальной квартире в подмосковном городке Долгопрудный. На праздники мы обычно уезжали к родителям в Москву, но в этот раз на 7 Ноября что-то не сложилось, мама уехала в командировку, и мы остались дома.

Я далек от романтизации той эпохи и тем более коммуналок, но все же, даже несмотря на скандалы и разбирательства на кухне, неизбежные между хозяйками, была какая-то открытость и даже, не побоюсь этого слова, общность. В квартире жили совершенно разные люди, от шоферов и газовых сварщиц до интеллигентных старушек с двумя высшими образованиями. К празднику на кухне сдвигались покрытые клеенкой коммунальные столы и каждый готовил что мог. Разносолов на этом столе было множество: и домашние огурчики с мокрыми стеблями укропа, и холодец, и пироги с капустой, и бутылочки-чекушки, конечно же, вызывавшие приятное оживление у мужской половины коммуналки. Ну и непременный, я бы даже сказал обязательный салат оливье.

Что творилось накануне праздника на коммунальной кухне — описать трудно. Запотевшие окна, плита, на которой на всех горелках что-то булькало и убегало, а около стены стояла раскрасневшаяся от пара и жара газовая сварщица тетя Аня — огромная пышная женщина, словно сошедшая с картин Кустодиева. И конечно же, тетя Аня делала оливье. Делала она его с расчетом на многочисленных обитателей квартиры, в большом эмалированном тазике, в котором по менее торжественным поводам тетя Аня кипятила белье.

Когда я зашел на кухню, чтобы налить из чайника воды, тетя Аня как раз заправила салат и начала его размешивать. Размешивала она его большой деревянной лопаткой, служившей для разнообразных хозяйственных нужд — от полоскания белья в корыте до поучений любившему принять на грудь мужу.

— Уфф, умаялась вся, — обтерла она пот со лба и подцепила салат ложкой. — Бес его разберет, вроде все так, а вроде и не хватает чего-то. Иди-ка сюда, попробуй, — она взяла со столика треснутое блюдце и шлепнула на него горку салата.

— Вкусно, — с полным ртом прошепелявил я. — Спасибо. По прошествии многих лет я пытаюсь вспомнить этот вкус, сейчас мне кажется, что салат был грубоватым, вульгарным, нарезан большими кусками, но возможно, это обман памяти. Помню только одно — мама готовила оливье иначе, но тогда мне тетин Анин салат понравился.

— Тебе все вкусно, — проворчала тетя Аня. — Что я вас не знаю, пацанов? Любую гадость сожрете. Нет, огурцов маловато, — она засунула руку в трехлитровую банку и достала несколько пузатых огурцов. Я как зачарованный смотрел на движения ее огромных рук, привыкших таскать сварочный аппарат. — Теперь как?

— Тоже вкусно, — промычал я. — Спасибо.

— Тьфу ты, — попробовала салат сварщица. — Переложила. Надо еще картошку добавить...

Так продолжалось еще раза два или три, и в конце концов я объелся настолько, что с трудом дошел до комнаты. Мне казалось, что никогда в жизни не прикоснусь я к этому салату, но на следующий день я с большим удовольствием съел еще целую тарелку под чоканье рюмок и оживленные разговоры за столом. Да и песни тоже пели, но чуть позже.