Чак Паланик - Незримые твари

- Он пробыл мне старшим братом пару лет. Все лицо у него обгорело при происшествии с баллоном лака для волос, и родители словно забыли, что у них был и второй ребенок, - я притворно промокала глаза подушкой и обращалась к публике:

- Так что мне приходилось трудиться и трудиться, чтобы заслужить их любовь.

Эви произносила, глядя в никуда:

- Ни хрена себе! Ни хрена себе! - и ее игра, ее подача, казалась правдой на 80 баллов и просто хоронила мою под собой.

- Ага, - продолжала я. - А ему вообще не надо было ничего добиваться. Он пожирал все их внимание уже потому, что весь был обожжен и иссечен шрамами.

Эви произносила, надвигаясь на меня:

- А где он теперь, твой брат, ты хоть знаешь?

- Мертв, - отвечала я, отвернувшись и обращаясь к аудитории. - Умер от СПИДа.

А Эви спрашивала:

- Ты точно уверена?

И я отвечала:

- Эви!

- Нет, правда, - говорила она. - Я спросила не просто так.

- Не надо шутить со СПИДом, - отвечала я.

А Эви говорила:

- Очень даже может быть...

Вот так легко сюжет срывается с колеи. Ведь эти покупатели ждут настоящей драмы, поэтому, естественно, думаю, Эви создает обстановочку.

- Твой брат, - продолжает Эви. - Ты правда видела, как он умер? На самом деле? Или, может, видела его мертвым? Ну, там - в гробу, с оркестром? Или его свидетельство о смерти?

Все люди смотрели.

- Да, - говорю. - Еще и как видела, - можно подумать, мне охота попасться на лжи.

Эви нависает надо мной всем телом:

- Так ты видела его мертвым, или нет?

Все люди смотрят.

- Еще и каким мертвым.

Эви спрашивает:

- Где?

- Мне очень больно это вспоминать, - говорю я, пересекая сцену направо, в сторону гостиной.

Эви преследует меня, спрашивая:

- Где?

Все люди смотрят.

- В клинике для безнадежных, - говорю.

- В какой клинике для безнадежных?

Иду по сцене дальше направо, в следующую гостиную, следующую столовую, следующую спальню, кабинет, домашний офис, а Эви хвостиком бежит за мной, и всю дорогу над нами нависает публика.

- Ты же знаешь, как бывает, - говорю. - Если не видишь педика настолько долго, это считай гарантия.

А Эви отзывается:

- Так на самом деле ты не знаешь, мертв он или нет?

Мы трусцой пробегаем следующую спальню, гостиную, столовую, детскую, и я говорю:

- Это СПИД, Эви: вперед и с песней.

Тогда Эви вдруг встает на месте и спрашивает:

- Почему?

А публика отправляется прочь от меня в сотнях направлений.

Потому что мне правда, правда, правда хочется, чтобы мой братец был мертв. Потому что родители хотят видеть его мертвым. Потому что - да просто жить легче, если он мертв. Потому что тогда я единственный ребенок. Потому что теперь мой черед, черт побери. Мой черед.

А толпа покупателей рассосалась, оставив лишь нас и камеры безопасности, которые заменяют Бога, наблюдая за нами в ожидании, когда мы облажаемся.

- Почему это все тебе так важно? - спрашиваю.

А Эви уже странствует вдаль, оставляя меня одну со словами:

- Просто спросила.

Потерявшаяся в собственной маленькой замкнутой петле.

Вылизывая собственную дыру в заднице, Эви отвечает:

- Ничего такого, - говорит. - Забудь.

На Планете Брэнди Элекзендер вселенной правит надежная проверенная система богов и богинь. Некоторые - злые. Некоторые - само добро. Мэрилин Монро, например. Потом идут Нэнси Рейган и Уоллис Уорфилд Симпсон. Некоторые из богов и богинь живы поныне. Некоторые уже мертвы. Многие из них - пластические хирурги.

Система не статична. Боги и богини приходят, уходят, скачут друг через дружку, меняя свой статус.

Авраам Линкольн обитает на личных небесах лишь затем, чтобы сделать наш автомобиль парящим пузырьком воздуха с запахом новой машины; чтобы автомобиль ехал гладко, как взятый из рекламного ролика. В эти дни, говорит Брэнди, за погоду отвечает Марлен Дитрих. Сейчас - осень нашего томления. Мы несемся по Шоссе N5 под серыми небесами, в синем гробовом интерьере салона "Линкольн Таун Кар", взятой напрокат машины. Ведет Сэт. Мы всегда так сидим: Брэнди на переднем сиденье, я на заднем. Едем сквозь три часа сценической красоты между Ванкувером, Британская Колумбия, и Сиэтлом. Асфальт и внутреннее сгорание несут нас вместе с "Линкольн Таун Кар" на юг.

Так путешествовать - все равно, что наблюдать мир по телевизору. Стекла с электроприводом постоянно подняты, поэтому атмосфера планеты Брэнди Элекзендер всегда окрашена в теплый, неподвижный и тихий синий цвет. Здесь под 25 градусов, и весь внешний мир с деревьями и облачным слоем прокручивается мимо в миниатюре за выпуклым стеклом. Прямая спутниковая трансляция. А мы - маленький мирок Брэнди Элекзендер, ракетой несущийся сквозь это все.

Продолжая и продолжая вести машину, Сэт спрашивает:

- Вы никогда не задумывались о жизни, как о метафоре для телевидения?

Наше правило: когда Сэт за рулем - никакого радио. Иначе, если случится песня Дайонны Уорвик, Сэт начнет рыдать диким ревом, плача большими слезами в стиле "Эстинил", вздрагивая глубокими всхлипами "Провера". Если попадается Дайона Уорвик с песней Барта Бакара, нам тут же приходится сдавать к обочине, иначе машина точно будет разбита.

Эти слезы, и то, как его пухлое личико утратило резные тени, которые, бывало, скапливались у него под бровями и скулами; то, как рука Сэта проскользнет к соску под рубашкой и начнет теребить его, как откроется рот и закатятся глаза, - все это гормоны. Эстрогеновые добавки, премарин, эстрадиол, этинил эстрадиола, - все они отправляются в диетическую колу Сэта. Конечно, есть риск повредить ему печень такими ежедневными передозировками. Может, его печень уже поражена, или у него рак, или сгустки в крови, - тромбоз, если вы врач, - но я готова испытать удачу. Конечно, все это просто смеха ради. Посмотреть, как у него разовьется грудь. Увидеть, как его мужественная, по-детски притягательная развязность обрастет жиром, и он возьмет привычку дремать после обеда. Все это замечательно, но вот если бы он умер - я смогла бы продвинуться до исследования других интересных вещей.

Продолжая и продолжая вести машину, Сэт спрашивает:

- Не задумывались, что телевидение в какой-то мере делает нас Богом?

Это уже новый плод его самоанализа. Щетина у него стала расти слабее. Наверное, из-за антиандрогенов, которые сжирают вырабатывающийся тестостерон. Задержки воды в тканях - пускай не замечает, сколько влезет. Смены настроения. В зеркале заднего обзора из его глаза скатывается по лицу одинокая слеза.

- Я что здесь - один, кому нужны эти выводы? - ноет он. - Я что - единственный в машине, кто ощущает хоть что-то по-настоящему?

Брэнди читает книгу в мягкой обложке. В основном чтиво Брэнди составляют всевозможные глянцевые рекламные брошюры пластических хирургов о влагалищах, дополненные цветными рисунками, на которых в идеально-схематичном виде показано, как должен располагаться мочеточник, чтобы обеспечить направление потока мочи вниз. На других рисунках изображено, как должен быть подвешен клитор высшего качества. Все это - серии из пяти картинок, влагалища по десять-двадцать тысяч долларов за штуку, лучше всамделишных, и Брэнди днями сидит, листая рисунки туда-сюда.