Яков Шехтер - Вокруг себя был никто

Помню, еще в яслях, стою перед шкафчиком одеваться на прогулку, и вдруг как огонь по жилам, из середины ладоней и ног, верх, прямо под ложечку. И сжигает этот огонь все на своем пути, и ничего уже не хочется. А на шкафчике шарик воздушный нарисован, там у всех свой значок был: у кого мячик, у кого флажок, а у меня шарик голубой. Смотрю я на шарик, дитя неразумное, и сам себя уговариваю:

«Ничего страшного, давай оденемся, выйдем на прогулку, на деревья посмотрим, на фонтан, все и пройдет, улетит, словно шарик».

Откуда только слова взрослые в голову дитенку приходили?! Знаешь, на что тоска похожа? На пурпурное покрывало, усеянное по концам острыми зубами. Оно будто разворачивается внутри груди, хватает зубами грудную клетку и тянет, и тянет.… Уф, жуткое ощущение!

А на прогулке лучше всего помогали чугунные цепи. Мы на Соборке гуляли, вокруг памятника Воронцову. Так я на цепь эту валился всем телом, и лежал, раскачиваясь, пока от чугунного холода покрывало не съеживалось, зубы отпускали грудь, а стынь вытесняла огонь. Вот ты, спец по психометрии, как такое объяснишь?

Филька раскурил сигарету, глубоко затянулся, выпустил дым вверх и уставился на меня. Несмотря на грозную гримасу, выглядел он довольно растерянно. Брать его можно было голыми руками.

Главный товар в мире человеческих отношений – сочувствие. Его ищут и домогаются все; деньги, секс, власть, не более чем средства в достижении главной цели – внимания. Человеку в первую очередь необходимо внимание, хотя бы со стороны супруга, желательно – группы единомышленников или поклонников, еще желательнее – народа, или народов. Самые замысловатые замки с легкостью открываются с помощью этой, почти ничего не стоящей монетки – внимания. Однако большинство людей не способны расстаться даже с такой мелочью, и упорно хотят сохранить при себе всю наличность, до последнего медяка, в итоге оставаясь ни с чем.

– Ты рассказываешь, очень интересные вещи, – сказал я Фильке, отрабатывая самый примитивный из всех приемов. – У тебя явно выдающиеся способности, жаль, что ты не занимался психометрией с самого детства, из тебя мог бы получиться незаурядный психометрист, может быть, даже Мастер.

Грозная физиономия Фильки почти не изменилась, но жестко подтянутая к глазам кожа слегка отвисла, выдавая расслабление. Он научился себя держать в деловых играх, Филька, обычно после такого комплимента человек расплывается в довольной улыбке, будто выиграл главный приз лотереи.

– А объяснение твоей проблемы простое и сложное одновременно. Сложное потому, что столь явное раскрытие души встречается редко. Простое, потому, что это явление довольно подробно описано в учебниках. Правда, не на первых страницах и не большими буквами.

Филька обмяк, морщинки на лбу разгладились, сжатые уголки губ разошлись. Нет такой башни, ворота которой не распахнула бы маленькая лесть. Впрочем, лестью мои замечания назвать трудно, я просто уделил внимание своему собеседнику, отнесся к его словам без ставшего уже привычным, предварительного сарказма, и он вознаградит сторицей мое маленькое усилие. В конце концов, стараюсь я тоже для него, дать человеку возможность выговориться, выпустить пар – первейшая задача психометриста. А вот когда он успокоится, раскроет перед тобой сердце, вывернет душу, поверит – тогда и наступает этап проверки. Не пациента – врача. Подготовленную почву можно засеять разными зернами и снять разный урожай. Психометрист раскрывает сердце для пользы больного, шарлатаны – для собственной выгоды.

Устоять перед соблазном направить поддавшуюся душу в удобном для тебя направлении очень трудно, но чем сильнее испытание, тем больше награда. Этот случай не испытание, мне от Фильки ничего не нужно, и «выговариваю» я его исключительно для его же пользы. Так доят корову, съевшую побеги чеснока: доят и выливают молоко.

– Спустившаяся из сияющего пространства в гнетущие рамки «здесь и сейчас», душа тоскует, рвется назад, в небесные чертоги Космоса. Обычно преграда, разделяющая душу и разум, достаточно плотна и тоска почти не ощутима. У тебя же, в силу непонятных мне обстоятельств, толщина перегородки оказалось незначительной и ты смог почувствовать то, чего люди добиваются годами упражнений и тренировок. Со временем тебе удалось нарастить преграду, поэтому приступы тоски возвращаются все реже и реже.

– Получается, тоска и есть конечная цель духовного роста? – возмутился Филька. – На фиг он тогда нужен, такой рост?!

– Тоска у тебя оттого, что устремления разума не соответствуют желаниям души. Когда обе силы направлены в одну точку, то утончение завесы приводит к блаженству, высшей радости.

– Допустим. Проверить трудно, но крючки ты закинул ловко. Тогда слушай дальше.

С тобой хоть поговорить можно, а вокруг меня тундра, тайга зеленая, двух слов перекинуть не с кем. Разговоры как зашибить и на что распустить. Не спорю, это интересно, но иногда хочется другого. Завеса, говоришь, утонченная… Может, и завеса. Да главный разговор не об этом.

В газетах пишут про «советского человека», определения подыскивают, научно, так сказать вычисляют. А я его на своей шкуре почувствовал, на личных бабках.

У нас как получилось – долг перед властью, государством выше долга перед человеком, выше семьи, выше дружбы. А за нее, понимаешь, и умереть совсем не страшно, раньше думай о Родине, а потом о себе. И прочий набор лозунгов осевших на мозги. Варишь кашу с деловым партнером, варишь, варишь, все путем, все на кассу, но как только его перестает устраивать бизнес с тобой, он тут же разворачивается, и был таков. Никаких обязательств, никакого стыда: потому как раньше о Родине, потом о себе, а обо всех остальных в последнюю очередь. Мышление такое воспитали, культуру построили. Теперь понимаешь, почему мне и не хватает родственников, людей, с которыми ты навсегда завязан общей кровью?

«Н-да, этому преуспевающему бизнесмену, как видно, приходится несладко. Особо утешать его я не намерен, в конце концов, каждый выбирает свою дорогу и платит свою цену. Перед Филькой, с его генофондом и родственниками, были открыты любые возможности. Стоило ему только захотеть, протянуть руку, как психометрия развернулась бы перед ним, словно скатерть-самобранка. Но Филька предпочел другие столы и другие яства».

Приободренный моим сочувственным молчанием и одобряющими покачиваниями головы Филька внезапно сменил тему. За время разговора он и сам изменился: исчез жесткий лоск деловара, испарилась жлобская лексика. Передо мной сидел почти нормальный человек, почти нормально толкующий о серьезных вещах.

И все-таки, мне сильно мешали Филькины деньги. Богатство и духовное путешествие – плохо совмещаемые понятия. Старая психометристская поговорка гласит: если хочешь знать, что Космос думает о деньгах, посмотри на тех, кому он их дал.