Эмиль Брагинский - Московские каникулы

– Комаров! – хрипел начальник. – Уведи, запихни, засунь ее в камеру вместе с этой поганой собакой!

– Что у вас с голосом, милый начальник, – с ласковой улыбкой поинтересовалась Лучана, – выпейте чаю с медом, и почему вы подняли такой безобразный шум? Я ведь сама просила вас… засунуть меня в камеру!

Победоносной походкой в сопровождении собаки и сержанта Комарова, который нес чемодан, синьора Фарини зашагала в камеру предварительного заключения.

Начальник же подавленно оглядывал разгромленный кабинет и тяжко вздыхал. Возник еще один милиционер и доложил:

– Подозреваемый в убийстве трех человек доставлен!

– Веди его, – обрадовался майор, начальник отделения, – только не сюда, а в соседний кабинет. С убийцей будет полегче, чем с этой заморской стервой!..

Камеры, мужскую и женскую, разделяла обыкновенная стенка.

В мужской, куда поместили Гришу, дремал у стены полупьяный старичок и в сивушной дремоте вслух повторял:

– Ой, мать, четыре леса, четыре воды!

В женской камере коротали время две особы самой популярной на сегодня профессии. Одна изображала девочку. Торчали в разные стороны две тоненьких косички, переплетенных цветными ленточками, а пестрое платьице едва доходило до колен; до колен – мягко сказано. Это было мини-мини, не платье, а скорее намек на платье. Другая – с гладкими волосами, расчесанными на прямой пробор, в очках в металлической оправе и в платье с белым отложным воротничком – была похожа на Крупскую. Для тех, кто не знает: Крупская Н. К., жена Ленина В. И. А Ленин В. И. – великий вождь Великого Октября. Должно быть, эта милашка имела успех у коммунистической клиентуры.

Приход Лучаны никакого интереса не вызвал. Привели еще одну – только и делов-то. Крупская даже не подняла глаз, она решала кроссворд:

– Итальянский композитор, семь букв.

– Видала я его в гробу, твоего музыканта! – отозвалась девочка, продолжая жевать печенье. Пес подошел и отнял у нее остаток печенья, который она держала в руке.

– Все нас грабят! – пожаловалась девочка. – Клиенты, милиция, собаки!

– Пуччини, – подсказала Лучана, – две буквы «че».

– Как же это я сама сразу не догадалась, стыдно! – покачала головой Крупская.

Девочка достала из сумочки еще одно печенье, пес тотчас же требовательно ударил лапой по сумочке.

– Ты что, не кормишь его? – Проститутка-девочка снова поделилась едой с собакой.

– Нет, не кормлю! – Лучана присела на полосатый матрац, уложенный на старую кровать. – Матрац грязный!

– Такой же, как вся наша жизнь! – философски откликнулась Крупская и в первый раз взглянула на новенькую. – А ты что с собакой? Да еще не на поводке, а на веревке? Это у тебя такой имидж? Вот она я, с беспородным псом, зато сама смотрите какая породистая, так?

– Я тех приманиваю, – Лучана развлекалась как могла, – кто животных любит! Значит, я должна на этом инфекционном матраце спать?

– Можешь не спать! – беспечно тряхнула косичками девочка.

Тут все дамы четко услышали:

– Ой, мать твою, четыре леса, четыре воды!

– Эта радость откуда? – спросила Лучана.

– Из-за стенки, стенка-то, как в коммунальной квартире, одна видимость. А там мужская камера, – охотно объяснила Крупская. – У меня чипсы имеются, желаешь?

– Нет! – отказалась Лучана. – Спасибо.

Зато собакевич охотно принялся за чипсы и даже, в знак благодарности, лизнул Крупской руку.

– Не лижись с ней! – строго и, конечно, по-итальянски приказала синьора Фарини. – Еще подхватишь что-нибудь!

И к полному изумлению услышала, и тоже на вполне приличном итальянском:

– Он ничего не подхватит! Я за своим здоровьем слежу, как никто другой!

– Вы… по-итальянски… – Лучана была растеряна.

– Да я в университете на итальянском специализируюсь, – улыбнулась Крупская, – у нас полно студенток несложным уличным бизнесом промышляет.

Из-за стенки опять послышался возглас:

– Ой, мать твою, четыре леса, четыре воды и два козла в огороде!

– Козлов добавил! – прокомментировала Крупская. – Разнообразит репертуар. Минерал, тринадцать букв, ненавижу, когда в кроссвордах минералы.

Лучане пришла в голову светлая мысль, она встала, подошла вплотную к стенке и постучала:

– Гриша, ты здесь?

Гриша одним прыжком оказался возле той же стены, но по другую сторону:

– Я-то, конечно, здесь. А ты откуда говоришь?

– Из женской камеры. Я тут в дружной компании с двумя уличными проститутками. Одна из них по-итальянски понимает!

– Как ты там очутилась? – недоумевал Гриша.

– Я борюсь за твою свободу, а борцов за свободу всегда арестовывают! – высказала свежую мысль Лучана.

– Вы… вы… – от восхищения Гриша снова перешел на «вы», – вы не только красивая, очень красивая…

– Повтори, пожалуйста! – прервала Лучана.

– Вы не только красивая, вы отчаянно смелая, вы гениальная женщина! – Гриша метался по камере. – Вы – это подарок судьбы!

– Во дает! – Девочка опять тряхнула косичками, которые заметались по воздуху. – Это кто, твой сутенер? Сколько процентов ты ему отваливаешь?

– Мне нравится, что я подарок! – задумчиво сказала Лучана. О чем ее спрашивала сокамерница – она вовсе не слышала.

– А собака? – волновался за стенкой Гриша. – Где собака?

– Здесь, со мной. Ее тоже взяли под стражу. Знаешь, Гриша, а ведь правда это не моя собака. Сейчас я расскажу тебе всю ее историю подробно. Ты будешь внимательно слушать?

– Буду! – честно пообещал Гриша.

Лучана начала рассказ от печки, то есть от свекрови:

– У моего мужа была потрясающая мама…

– Мужа? – перебил Гриша. – У вас есть муж?

– Пожалуйста, не перебивай! – попросила Лучана. – Мама моего мужа, мы с ней очень дружили, очень, она прожила девяносто шесть лет!

– Вот, мать твою, четыре леса, четыре воды, козел в огороде и чугунок на заборе! – оценил долгую жизнь мамы мужа синьоры Фарини пьяненький старичок.

Лучана же продолжала:

– Она любила собак и мужчин, собаки на первом месте. Но стоило назвать любую знаменитую фамилию человека из мира искусства, как она коротко замечала: «Я с ним спала». Сначала я не верила, но однажды спросила про нее всемирно известного кинорежиссера, тоже старенького, и он мне ответил, и тоже коротко: «Я с ней спал», а потом добавил: «С ней все спали».

– Сколько она брала? – проявила деловой интерес Крупская.

– Она это делала даром, из любви к искусству и литературе! – ответила Лучана. – По происхождению она была русской и завещала похоронить ее в Москве. Она умерла в девяносто восемь лет…

– В девяносто шесть… – поправила проститутка, изображавшая девочку. – Ты только что сказала, что в девяносто шесть.

– Ужасно, что не дожила до ста, – вздохнула Лучана. – Я выполнила просьбу, изложенную в завещании, и похоронила маму моего мужа в Москве. Когда, три года спустя, умерла ее любимая собака, у которой было шесть золотых медалей, я решила, что будет справедливо похоронить ее тоже в Москве. Так вот, в Риме я сдаю в багаж мертвую собаку, а в Москве получаю из багажа живую, вот эту! – Лучана нагнулась и погладила пса с загадочной биографией.