Зуфар Гареев - Перевод Гоблина

– Он мне ничего не говорил на этот счет.

Подумав, он произносит с некоторым значением (впрочем, довольно вяло):

– Может быть, он желает…

Снова разговор упирается о какую-то стену.

– Вы знаете, он еще мальчик.

– Вы хотите сказать, что…

– Возможно. Во всяком случае, я на его месте…

– Прекратите, – это глупость… Вы понимаете, что это глупость?

Ирина встает и взволновано расхаживает, по-прежнему потрясенная.

– Вы в своем уме? Это же просто несуразица. Сколько ему лет?

– Семнадцать.

«Господи, да это просто идиотская ситуация…»

– И этот мальчик управлял мной?

Ирину охватывает какое-то отчаяние. Зачем в ее жизни был этот несуразный издевательский розыгрыш?

– По условиям контракта Вы в любой момент можете выйти из игры.

– Именно про это я сейчас вспомнила. Давайте, простимся. Вы – хороший человек. Я уважаю Вас, Алексей Германович. Я люблю Вашего сына… теперь я знаю, как его звать. Его звать Егор…

Она толкает дверь кабинета, она сбегает вниз, испуганно оглядываясь, она не может больше оставаться в этом зловещем доме.

– Это хорошее имя… Но вы должны понять меня…

Алексей Германович кричит сверху:

– Вас отвезут домой. Пожалуйста, не нервничайте.

Ирина кричит снизу:

– Я понимаю Ваше горе… Я понимаю, что он скоро умрет… Одно я не понимаю: почему все это так?

Какой же нынче томительный грустно-нелепый вечер в транс-клубе! Ирина рассказала своим подругам, что с ней произошло.

– Девочки, ну почему это все так? Откуда такая хрень, девочки?

Джулия проста как валенок:

– Кулакова, скажу тебе по-народному: ты должна у него…

Джулия шепчет на ухо.

– Бред! Это совсем бред! Зачем?

Марианна давится смехом.

– И потом ты будешь делать то же самое со всеми мертвецами… Для беспрепятственного доступа к телам ты должна устроиться работать в морг – и там найдешь свое счастье… Девочки, да мы сошли с ума! Или мало выпили? – Она пьет. – Господи, прости грешную…

– Джулия, глупее этого ты еще ничего не придумывала… – обиженно плачет Ирина.

– А что ты придумаешь умнее в этой ситуации, Кулакова? Ты знаешь, сколько этого добра побывало в этом рту? – Джулия тычет в свои яркие губы. – Когда ты это сделаешь, ты поймешь смысл. В конце концов, это тоже поцелуй… но очень сокровенный.

Ирина отмахивается:

– Спой, пожалуйста, «Юнгу»… Мне эта песня всегда нравилась.

– Да, момент настал. Прими «Гистал»…

Джулия проникновенно говорит со сцены:

– Специально для нашей задумчивой гостьи Ирины – поцелуй от юнги!

Джулия поет:

– Куда теперь несет твоего юнгу, Кулакова? – говорит Марианна. – Грустно.

– Не знаю…

– Похоже, что Джулия знает.

– Она забавная такая… Кто научил ее чувствовать сердце дам бальзаковского возраста?

– Мне их с Пенелопой так жалко… Вот так два несчастных пацана колготятся чего-то по жизни… Ищут чего-то…

Ирина и Марианна выходят на крыльцо клуба, на улице дождь.

– Странно, я как будто осиротела, узнав про эту лейкемию. А ведь он любил меня, кажется… Пусть и несуразно все это было… Ничего, кроме похоти, как говорится… Но я интересовала его вся до кончиков ногтей. Вся, какая есть. До самой последней родинки на заднице…

– Какая это к черту любовь? Ты была всего лишь функцией его распаленного воображения, и за это тебе еще хорошо платили…

– А мне бесплатно все нравилось. Когда я стояла в этой мерзопакостной мужской кабине… и шептала… Я знала, что его интересует каждая деталь во мне, каждый нюанс… Он раскрепостил меня практически всю – и это потрясающие ощущения! Ты знаешь, какие мерзкие толчки в мужских туалетах?

Марианна раздражается еще больше.

– В конце концов, это банальная порнуха! Ну, сколько нам можно что-то делать во имя мужчин, сколько? Прости, я тебя не осуждаю. Это я скорее из зависти.

– Что-то тебя держит. Что нас, вообще, всю жизнь держит? Какие страхи? Почему мы такие забитые зверьки? Вот ты… И я примерно такая же. Отсюда в нас – отвращение и страх.

– Может ты права, не знаю. Когда я слышу что-нибудь связанное с сексом, у меня все заклинивает, а мозг тупеет. Я все время думаю: а можно как-то без него… Ну, как-то ведь можно?

– Ничего, я тебя научу не бояться. Вот только сама научусь. Секс – это всего лишь секс.

– Посочиняем?

Они выскакивают на летний дождичек, прикладывают руки, медленно кружат в каком-то сомнамбулическом вальсе и сочиняют.

– Какие мы… Танцующие, блин, под дождем…

Ирина начинает:

– Ну, хорошо, я подарю Вам свои желтенькие башмачки! – однажды расщедрилась кукла Барби.

– Они уже изрядно стоптались, но Вам будут очень даже к лицу.

– Черепаха Паша долго молчала и лишь на четвертый день спросила…

– … а куда я в них пойду?

Ирина и Марианна возвращаются. К ним подсаживается всхлипывающая Пенелопа.

– Я плачу вся… Джулия – гений. Когда я слушаю «Юнгу», я всегда плачу. И Эсмеральдочка плачет… Я с Джулией живу в одной эпохе! Я спала с ней!

– Какое счастье, Пенелопа! Как мы тебе завидуем!

– Правда, у нас ничего не было. Вы же знаете, как две девочки спят вместе. Как две сестрички. Она подобрала меня на вокзале и накормила сосисками. А я всю ночь ее тихонько целовала за это…

В спальне Егора просторно и чисто. Опрятная сиделка – пожилая женщина.

На кровати худой парнишка. Ноутбук, с помощью которого Егор держал с ней связь, лежит рядом на полу. Несколько плазменных панелей разной величины. Очевидно парнишка на них он смотрел трансляцию работающих секс-механизмов. Много порнодисков и порножурналов.

При входе Ирины сиделка встает со своего места. Парнишка слабо улыбается. Произносит одними губами: «Ты?» – и это просто шелест. Возможно, шелест смерти.

Ирина садится рядом, берет его руку в свои ладони.

– Да я… Вот мои лопатки… Они рядом с тобой… Ты ждал их?

Парень слабо улыбается, губы его шелестят «да». Сиделка выходит.

Появляется она через полчаса – мягкая, шелестящая, возможно, добрая…

Растрепанная Ирина стоит на коленях перед кроватью Егора, одеяло сдернуто. На лице Егора блаженная улыбка счастливого человека…