Илья Бояшов - Армада

– Тогда – за работу!

Контрреволюция тем временем не дремала. Она пребывала в шоке. Это был полный, окончательный ступор адмиральского мостика. Проклятый авианосец болтался, как бельмо на глазу, всего в полутора милях, и страшный флаг его был отчетливо виден последнему салаге на оцепеневшем линкоре. О том, чтобы навести великолепные орудия «Убийцы» на предательский корабль, направить на него все ракеты, все зенитки, все торпедные аппараты и одним залпом оставить на месте отступника огромные пузыри, не могло быть и речи. Никто, даже Первый флаг-капитан, не сомневался – ответный убийственный залп не заставит себя ждать. Подобное развитие событий стало бы бесповоротным концом народившейся цивилизации. А умирать в самом начале славных дел Божественный не хотел категорически. Гробовое молчание царило на «Юде» и на эсминцах. Казалось, сбывается прорицание Вельвы, и Рагнарек надвинулся. Между тем «Чудо», выкинув сигнал «ВСЕ ЗА МНОЙ», принялся на полном ходу удаляться с непоколебимой уверенностью, что остальные последуют его ошеломляющему примеру. Однако любимое детище Первого флаг-капитана – Тайное ведомство – успело посеять семена ужаса на ржавеющих корытах. Еще не разобрали гильотины на баке «Убийцы», и их постоянно натачиваемые ножи угрожающе нависали. Лишь «Гневный», на котором вспыхнула перестрелка между сторонниками и противниками Божественного, на то время, пока восставшие захватили рули, принялся неуверенно рыскать за революционным авианосцем. Но монархисты на нем, судя по всему, быстро взяли верх. Сбившись с нового курса, пришибленно, словно побитая собака, эсминец вернулся на место. Таким образом, «Чудо» остался в одиночестве. Многие в свите облегченно вздохнули. Но это не меняло дела! Оставалось бессильно следить за тем, как вдали растворяется гигантская туша отщепенца. Худшие предположения сбывались; посыпавшиеся на мостик рапорта Службы имперской разведки убедили присутствующих в совершенно патовой ситуации.

– Мятежники отвергают вашу Божественность! – доносили креслу.

– Преступники обнародовали программу!

– Они приняли декларацию Прав и Свобод!

– «Стратеги» и объемные бомбы в их руках – в случае нападения бандиты угрожают ответной атакой!

– Полный идиотизм, – сквозь зубы пробормотал взопревший Главный артиллерист. – Какое там нападение! Какая атака! На «Чуде» двести сорок три атомных заряда, не считая пяти тысяч девятисот пятидесяти трех бомб объемного взрыва и десяти тысяч торпед. Достаточно садануть одним-единственным снарядом в этот муравейник – и воцарятся Пустота, Ничто, Апокалипсис с его всадниками! Я даже представить себе не могу, что произойдет! По всей видимости, океан испарится, звезды попадают, от луны посыпется радиоактивная пыль… Истинная потеха для сатаны!

– Мы сами себя поймали за яйца! Вы мне только скажите, зачем грузили на галоши все это дерьмо? – раздраженно огрызнулся Главный механик. – Что теперь делать с артпогребами? Какого дьявола надо было складировать столько торпед и создавать многослойный пирог из динамитных шашек? Чувствую – теперь будем болтаться, держа друг друга на прицеле.

– А что прикажете делать, голубчик? – Главный артиллерист выжимал уже третий носовой платок.

– Что сейчас делать – не знаю, – честно ответил Механик. – Но если и на этот раз дурацкий кризис завершится благополучно, одно посоветую – бросайте-ка за борт ваши дурацкие хлопушки! Теперь они уже совершенно бесполезны. Поймет Старик незатейливую, как понос младенца, истину – удержится на троне, более того, будет править вечно! Не поймет – всем нам наступит безвременный и совершенно определенный каюк. Но он не самоубийца, этот наш Божественный.

– Вы предлагаете выкинуть ракеты и бомбы?

– А иного выхода и быть не может! Ну, скажите на милость, зачем они нам теперь? Делать «козу» Америке? Так ее и без нас не стало. Напротив, имея и дальше всю эту чертову кучу, мы сами себя уничтожим. А так – от греха подальше. И власти нашего старикашки никто и никогда угрожать не будет! А что еще надо для патриарха?

– Немыслимо! Возмутительно! – вспыхнул Артиллерист. – Что вы несете?

– Вот она, Хиросима! Вот Нагасаки – в одном лице! – ответил Механик, тыча пальцем на удаляющееся «Чудо». – И каким образом мы спасемся, если этим бездельникам взбредет в голову начать боевые действия?

Боевых действий и в помине не было. Для мичмана и его карбонариев новость о том, что никто не последовал за «Чудом», стала первым потрясением. Подобно хворосту заполыхали споры – от чего случилось подобное и кто виноват, но крики ровно ничем не закончились. Адепт все то бурное совещание просидел половецким идолом. Некоторые члены Конвента, сейчас, как никогда, нуждающиеся в водительстве, принялись бросать в его сторону весьма недобрые взгляды. Он и ухом не вел. Делать нечего, юнцам-комиссарам пришлось смириться с действительностью. В конце концов, огромное корыто, со скучившимися на нем самолетами, целиком и полностью принадлежало революции. Разумеется, решение атаковать Армаду для восставших было решительным самоубийством. Но, с другой стороны, самый тупой якобинец на авианосце знал – как бы ни бесился на этот раз Божественный, он и пальцем не посмеет тронуть четырнадцать миллионов тонн взрывчатки. Тем не менее всю первую ночь комендоры находились у заряженных орудий. Все, что только могло стрелять, за исключением ракет, код от которых был утерян окончательно и бесповоротно, приготовилось к бою. Однако сумрачным утром океан катил такие же тоскливые валы, какие он катил и вчера. Армада, не смея подойти, по-прежнему маячила на мутном горизонте – и ничего не случалось.

День, второй – напряжение стало спадать. Подступили проблемы насущные. Засучив рукава, Командор, с благословения адепта, хватился было проводить демократические реформы. Но, вопреки всем расчетам, трюмные и не думали угомоняться! По ночам шел систематический грабеж кают. На юте устроили настоящую «барахолку» и торговали крадеными вещами, не стесняясь патрулей, которые, впрочем, зачастую принимали участие в торге. Пьяная матросня с гармошками, лузгая невесть откуда появившиеся семечки, слонялась по всем трапам. Особенно осмелели притихнувшие на первых порах «маньки» – проституция весьма скоро превратилась в бич, который до смерти готов был запороть остатки нравственности. Не лучше дело обстояло на баке – распоясавшаяся толпа вполне зримо требовала для себя хлеба и зрелищ. Летчики, оказавшиеся единственной более менее организованной силой, не смели покидать кабины своих машин. Надвигалась необходимость хотя бы временной диктатуры, о чем было решительно заявлено на Конвенте донельзя удрученным Комиссаром права.