Зуфар Гареев - Ее горячая мамочка

– Эй, сексоголики! Россия вперед! Эй, к нам идите! К нам идите зажигать!

Сзади смелой пары плетется испуганный напарник, жалобно упрашивая.

– Санек, посадят же… С работы точно турнут, Санек…

– Куда мы идем?

– Далеко, как и договаривались… Санек, пивас?

– Да запросто!

Подходят к киоску.

– Дайте, пожалуйста, в долг две бутылки пива.

Продавщица высовывает голову в окно.

– У вас денег нету, что ли?

Выставляет две бутылки пива.

– Я тебя запомню… С кобурой…

Другие обнаженные пары, пританцовывая под музыку, тоже приближаются к киоску под крики из машин:

– Эй, сексоголики! Россия, вперед!

За голыми спешат те, кто снимает их на мобильник.

Галкина убрала со лба мокрые от дождя волосы.

– Я уже забыла, что в этом мире бывает дождь… А вы, Александр Евгеньевич, вспомнили?

– Да.

– Мне кажется, эти минуты прекрасны. Они не зря. Вы не смотрите на мою задницу?

– Нет.

– Правильно, я тоже. Это тягостное зрелище. Но я, к сожалению должна показать ее миру. Иначе я сойду с ума от ужаса.

– Только Макарыча не бросай, Санек! – предупреждает напарник. – За табель точно посадят!

– Не смотрите на нее, прошу Вас. Прикройте ее немедленно чем-нибудь. Вы же мужчина!

Напарник всполошился:

– Макарычем нельзя, Санек! Это табельное оружие!

Михайлов опоясывает ремнем Галкину, надвигает кобуру на задницу.

– Вам не показалась, что она несколько мала?

– Кобура или… – не понял Михайлов.

Галкина торопится в газонные кустики.

– Конечно, мала, ужасно мала! – Скрылась. – Как это все глупо! Мы пришли, мы уже пришли, Александр Евгеньевич! Тащите платье! Какой кошмар! И это я?

Михайлов понял ее слова как вопрос.

– Да.

– Все, я полностью сошла с ума! На всю голову!

– Ты понимаешь, что нельзя хотеть и меня, и маму? Или я, или мама! Выбирай!

– И ты, и мама! Сначала ты. Потом мама. Она очень ничего, очень. Я люблю постарше.

– А меня, значит, ты не любишь?

– Помладше я тоже люблю.

– Таких баранов я еще не встречала!

– Ты видела голой свою маму?

– Нет. Почему я должна видеть свою маму голой?

– Почему ты своей маме не хочешь сделать счастье?

– Это не счастье. Это похоть.

– Мне показалось, что твоя мама так не считает.

– А еще что тебе показалось? А ну повтори что тебе еще показалось! Я и слышать не хочу что тебе еще показалось!

Дина дает отбой и въезжает на объект в Проектируемом Проезде 6445.

Ну что это за вид из окна!

Опять, беззастенчиво почесываясь, ходит по двору Культурного Центра гастарбайер, опять выходит ишак.

– Ты понимаешь, что он сексоголик? Ты понимаешь, что ему все равно кого?

Мама спокойна:

– Мне кажется не все равно!

Осел испражняется.

– Смотрите, что он сделал! – вопит Терехов. – И за это двести долларов?

– Мы же скинули два доллара, 198. Это серьезное предложение.

– Это смех, а не предложение! Во-первых, мне стыдно произнести, что он сделал. У нас в цеху 4 женщины и трое молодых людей допризывного возраста…

– Вы же сказали, что они вспомогательные… Есть слабовидящие… Есть?

– Есть. Но я сам как слабовидящий должен заявить, что…

– Сидят весь день и собирают эти… как их… винтики-шпунтики…

– Не винтики-шпунтики, а крепежные наборы!

– Что-о-о-о? Повтори! – вопит громогласно Дина. – Простите, Слава, это я не Вам. Мама, я перезвоню.

Нервно бросает телефон в сумку, бормоча:

– Он же настоящий сексоголик… Настоящий…

– Повторяю! А у нас в цеху 4 женщины и молодые люди в возрасте 16 лет! А за это… простите, несварение желудка осла… ваша компания хочет целых 197 долларов?

– Почему Вы решили, что осел болен?

– Он явно болен! У нас в цеху четыре женщины…

– Два что Вы с женщинами, ей-Богу! Женщины и не такое видали! А потом – они же вспомогательные!

– Если вспомогательные – значит можно под окнами это? Я сам как вспомогательный могу заявить, что…

Терехов не договорил, – обидчиво махнул рукой, ушел, хлопнув дверью.

Дина отвечает на вызов мамы.

Снова появляется нервный Терехов.

Охранник убеждает Терехова:

– Они же все равно вспомогательные… есть и слепые…

– А мы-то зрячие! Как они будут работать, наблюдая из окна этот «прекрасный вид»?

– А наблюдать есть кому. Наблюдать по штату положено мне!

О, коридоры офисного центра «Моцарт»! Сколько они видели слез несчастной Кимы, а теперь еще и ее родной сестры (похожи как две капли воды!), которая иногда выходит помогать Киме!

Нынче обе они, плача, вбегают в кабинет Палны. Кима зло стучит шваброй в пол. Сестра просто топает ногой, так как забыла швабру в туалете.

Пална вскочила как ужаленная:

– Опять?

Хватает «мыльницу», торопятся в туалет, к ним без слов присоединился курьер Сычев, жуя.

Распахивают дверь кабины. Написано: «Диман ты сволочь!!!»

Пална хватается на голову:

– Боже мой, неужели одумалась?

Кима рыдает громче.

– Ага, ага…

Показывает жестами: съела порцию мороженого – и с омерзением выплюнула.

Ее сестра тоже выплюнула.

Сычеву такие непонятки напрягают.

– Пална, она опять спрашивает как есть мороженое? Тупая! Запала на мороженое как из деревни приехала! Ты че из деревни приехала, Кима?

Кима замахивается. Сычев прячется за Палну.

– Опять дерется, руки распускает! Да ты скоро лопнешь от своего мороженого!

Пална фотографирует.

– Сычев, живо за Мариной Евгеньевной!

Подтягиваются Марина Евгеньевна и недовольная Дина.

– Полюбуйтесь! Неужели одумалась?

Кима доброжелательно улыбается: жестами ест мороженое, качает головой, гладит по животу: «Как вкусно!»

Сестра тоже ест: как вкусно!

Сычева эти детские радости не вставляют.

– Ну и жри свое мороженое с утра до ночи! Быстрей лопнешь!

Он уходит, сердито хлопнув дверью.

Дина не поняла:

– Чего он? Господи, как я ненавижу эту дуру!

Сегодня Галкина благополучно проползла бы Михайлова на посту – движение такое плотное, что абсолютно все превышают запредельную скорость 3 км/час. Разгоняются до четырех, а собые лихачи – до пяти.

Но за рулем нынче Дина (подвозит мать на работу).

– Скажи, ты посылала ему флюид?

– Не знаю. Нет. На фига я буду ему посылать флюид? Он совсем ребенок… Сколько ему?

– Девятнадцать. А уже козел.

Галкина задумчиво посмотрела в окно. Усатый южный товарищ в «копейке» улыбнулся со значением.

– Ты знаешь, я не верю… Он в самом деле бредит моей толстой непомерной задницей? Повтори еще раз…

– Я не хочу это больше повторять, не хочу! Потому что я не верю, мама! Этим могут бредить только… ты знаешь кто? Знаешь?

Галкина убита:

– Знаю. Я так и знала, так и знала, что это просто бред… Почему ты меня унижаешь? Почему ты две недели назад обманула мою задницу, а сегодня все утро намекаешь на нее? Мало того, что я сама ее ненавижу …