Павел Верещагин - Охота на Пушкина

Это было настоящей пыткой для чувствительного, нежного душой Лопатина.

Такие поездки на охоту стали регулярными и повторялись каждый месяц. То есть первую пятницу каждого месяца — обязательно. А плюс к этому еще раз-другой, дополнительно. Когда, например, тетерев пошел. Или сезон на глухаря. Или в связи с праздником объявили дополнительный выходной день.

Может быть, кто-то из мужиков и рад был случаю еще раз улизнуть из семьи, а Лопатин нет! Лопатин всю неделю жил одной только мыслью о выходных! О том, как он, наконец, окажется дома, в кругу семьи, среди своих курносых и конопатых сынков мал-мала меньше, как будет играть с ними, как пойдет со своей Пушкиной на рынок, пообедает, как человек, домашней едой, поспит после обеда и так далее. А вместо этого…

И ведь ничего не поделаешь! Раз пропустишь, два — и ты уже выбился из компании, ты уже чужой.

А уж с шутками на охоте творилось что-то совсем неприличное. Например, в бане. Стоило только Лопатину намылить голову и зажмурить глаза, как его тазик с водой непременно исчезал из-под руки, или вода в нем вдруг становилась ледяной, как из проруби. В стакане, который он подносил ко рту, чтобы запить водку, то и дело оказывалась та же самая водка. В его тарелку с пельменями обязательно попадался сюрприз, и, раскусив одну из них, Лопатин вместо мяса обнаруживал во рту жгучую смесь из горчицы, перца, чеснока и прочей гадости. Как-то раз, укладываясь в постель, подвыпивший Лопатин раздавил надувной пузырь, наполненный какой-то вонючей жидкостью. Короче, не жизнь, а кошмар!

А что делать — непонятно. Сердиться и протестовать Лопатин пробовал — только еще глупее выглядишь. Шутить над Пушкиным в ответ тоже пробовал — получается не смешно и нелепо: не Лопатинский это стиль.

Тут-то и случилась то самое школьное мероприятие, встреча одноклассников, на котором Лопатину на глаза попался насмешник и хулиган диджей Пистон.

— Все запомнил? Не перепутаешь? — сминая окурок в пепельнице, говорил Пистон. — К двенадцати приезжаешь на тридцать третий километр Северного шоссе и ждешь. Ждешь столько, сколько нужно. Машину подготовь сразу. Как договорились. Заднее сиденье сними, чтобы была ровная площадка. На окна черные шторки, на капот две скрещенные еловые веточки.

Платов мрачно кивнул.

— И оденься соответственно. Ватник, кирзачи, ушанку какую-нибудь. Найдешь?

— Не уверен…

— Найдешь! — настойчиво повторил Пистон. — Свитерок… джинсы… Только не переборщи. Понял?

Платов кивнул.

— Лучше бы все самому проверить… — поморщился Пистон. — Да времени нет!

Платов не возражал. Проверить самому было бы, конечно, лучше.

— Имей в виду, я врать не умею, — напомнил он.

Пистон только рукой махнул.

— Держись естественно. Будь сам собой. Главное — не пытайся никого играть. А над душой у тебя никто стоять не будет. И приглядываться к тебе не будут.

Платов кивнул.

— А если Стрелок промахнется? Что тогда?

— Тогда меня замочат, а тебе укоротят гениталии! — огрызнулся Пистон. — Что ты все время ноешь? Если да если! Если боишься, лучше сразу скажи! Я с тобой и связываться не буду.

— Я не боюсь. Только…

— Что?

— Ничего.

— Твое дело вообще самое маленькое — приехал, погрузил и увез. У других задачи посложнее будут. Понял?

— Понял!

— А раз понял, то нечего задавать дурацкие вопросы. Пистон, собираясь уходить, взялся за ручку автомобильной дверцы.

— Говорю тебе, все будет хорошо! — сказал он напоследок. — Ты меня знаешь!

Платову оставалось только вздохнуть. В том-то и дело, что он уже успел немного узнать Пистона. Иначе бы он ни капли не волновался.

Вскоре после встречи одноклассников Лопатин встретил приехавшего Пистона на пороге своего солидного кабинета.

Он усадил гостя в мягкое кресло напротив себя, достал бутылку хорошего коньяка, попросил секретаршу сварить кофе и начал пространно рассказывать ему о своей жизни, о тесте, о его смерти, о завещании, о шурине Сашке и возникших в последнее время проблемах.

То есть, с одной стороны, вслух размышлял Лопатин, ему вроде бы не на что жаловаться. Жизнь, как говорится, удалась. Почетное положение, деньги, шофер на машине возит, секретарша… Дома опять-таки… Жена, детишки… Короче, полный ажур… И все-таки, все-таки…

— Ясно, — перебил его через некоторое время Пистон, в очередной раз наполняя свою рюмку. — А от меня-то ты что хочешь?

— Что я хочу от тебя? — переспросил Лопатин. — Ты пей, пей не стесняйся. Я по этой части не очень, — добавил он, имея в виду коньяк.

Или взять этого самого Сашку, — продолжал Лопатин. Он, Лопатин, конечно же, понимает, что по деловым качествам им равняться не приходится. Это каждому понятно. У Сашки хватка, напор. А у Лопатина нет, Лопатин другими своими сторонами силен. Так ведь Лопатин ни на что и не претендует! У него даже и в мыслях нет переходить шурину дорогу… Или там претендовать на его место. И все же… Все же…

— Короче, Склифосовский! — опять не выдержал Пистон, не забывая подливать себе в рюмку — когда еще предложат такой коньяк. — А я-то здесь при чем?

— Так я же и говорю! — мягко удивился Лопатин непонятливости школьного друга. — Я ничего против Сашки не имею. И совсем не собираюсь, Боже упаси, занимать его место. Но ведь я оказываюсь в совершенно немыслимом положении.

И Лопатин начал опять витиевато распространяться о том, что не может себе позволить выглядеть посмешищем в глазах окружающих. Хотя бы потому, что он не один, у него есть семья, дети, он за них отвечает, в конце концов. И нужно что-то делать, а что — Лопатин никак не может сообразить.

Например, сотрудники в офисе. Все они прежде, без сомнения, с симпатией относились к Лопатину. Начальником Лопатин был не злым и не вредным. Если его о чем-нибудь просили, скажем, дать внеочередной отгул, или выписать премию побольше, потому что ребенок болеет, он никогда не отказывал. А сейчас, мало того что никому и в голову не приходило принимать его хоть сколько-нибудь всерьез, его стали просто-напросто избегать… Шурин только бровью поведет, а весь офис уже бегает, как наскипидаренный, а на замечания Лопатина люди только снисходительно улыбаются.

— Ясно! — потерял, наконец, терпение Пистон, который понял, что от Лопатина не дождешься вразумительного ответа хотя бы потому, что тот сам толком не решил, чем бы Пистон мог ему пригодиться. — Проблема, в общем, ясна, а детали додумаем по ходу дела. Теперь давай перейдем к главному. Какова финансовая сторона вопроса? Ибо, как сказал классик, время, которое у меня есть, это деньги, которых у меня нету. — И Пистон вылил в свою рюмку остатки коньяка.

Конечно, кончено, — спохватился Лопатин. — Ясно, что помощь от Пистона он ожидает не безвозмездную. Нужно, конечно, иметь в виду, что он далеко не олигарх, футбольных команд не покупает, и средства, которые есть у него в распоряжении, очень ограничены, но кое на какие расходы он готов. Тем более что для него это вопрос принципиальный, можно сказать, вопрос жизни и смерти.