Георгий Фруменков - Декабристы на Севере

Утром 12 декабря состоялось совещание у Горожанского. На нем присутствовали Анненков, Арцыбашев и А. Муравьев. Последний проинформировал о плане революционного выступления, изложенном Рылеевым. От себя сказал, по словам хозяина квартиры, что если Константин откажется от престола, то “тут надо непременно действовать”. [75] ВД, т. 18, с. 260. Вечером того дня Горожанский и Анненков явились к А. Муравьеву и передали слова Оболенского. Они “были те же самые”, которые А. Муравьев “слышал уже от Рылеева”. [76] ВД, т. 14, с. 391

Казалось, жребий брошен, выбор сделан. Петербургская ячейка Южного союза с бескомпромиссной твердостью держала курс на участие в вооруженном восстании.

Все шло бы по плану, если бы в последний момент между кавалергардами и руководителями восстания не образовалась трещина, к которой, впрочем, Горожанский не имел ни малейшего отношения. Причину размолвки объяснил Анненков. “Накануне происшествия 14 декабря” его и Арцыбашева пригласили на квартиру к Оболенскому. От себя и Рылеева, находившегося там же, Оболенский объявил, что они “дали слово не присягать” Николаю, что “должны вместе умереть”, но не изменить клятве. Просил кавалергардов провести работу среди солдат, чтобы они не присягали. Но приглашенные офицеры не дали согласия “умереть совместно” и не обещали поднять свой полк. [77] Там же, с. 362. Чувство неуверенности в успехе восстания сковывало их действия. Они не хотели рисковать и расставаться с личным благополучием, семейными радостями. Академик Н.М. Дружинин говорит о наступившем в конце 1825 года невидимом “внутреннем кризисе” республиканской ячейки. [78] Дружинин Н.М. Семейство Чернышевых и декабристское движение. — В. сб.: Ярополец. М.: 1930, с 29. Руководителям восстания еще до событий 14 декабря стало ясно, что рассчитывать на главный полк столичной гвардии не приходится. Поэтому на заключительное заседание, состоявшееся у Рылеева вечером 13 декабря, кавалергарды не были приглашены и не знали точной даты восстания. [79] Семенова А.В. Указ, соч., с. 196.

На вопрос: “Когда общество предполагало начать свои действия, какими средствами думало оно преклонить на свою сторону войска и произвести революцию?” — Горожанский со свойственной ему на допросах сдержанностью ответил: “О времени, когда начнутся действия, ничего не говорили, а говорили, что дано будет знать в свое время”. Далее последовало изложение типичного декабристского плана военной революции, в которой “солдат пойдет за офицером”, [80] ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, д. 84, л. 10об.; ВД, т. 18. с. 259. не размышляя и не философствуя.

Можно предположить, что, если бы в последней встрече с Рылеевым и Оболенским участвовал Горожанский — самый деятельный в то время член северного отделения Южного общества и его фактический лидер накануне восстания в Петербурге, результаты совещания для кавалергардской ячейки были бы иными. В отличие от нерешительных и пассивных товарищей темпераментный Горожанский рвался в бой с деспотизмом и готов был взять на себя инициативу в возбуждении “нижних чинов” полка к неповиновению и “бунту”.

Утром 14 декабря к Горожанскому, запыхавшись, вбежали А. Муравьев, Анненков и Арцыбашев. Все трое были в парадных мундирах с эполетами. Они принесли и огорчительные, и обнадеживающие известия. Кавалергардский полк нехотя, из-под палки, но все же присягнул Николаю. [81] В день присяги и восстания в столице находилось шесть офицеров Кавалергардского полка из числа членов тайного общества: Горожанский, Анненков, А. Муравьев, Арцыбашев, Вяземский Депрерадович. Остальные были в отъезде. 13 декабря выехал в Москву Свистунов. Сомнения кавалергардов в законности прав Николая на престол были рассеяны вмешательством командира полка Апраксина, уговорившего рядовых присягать. А вот соседние полки, как свидетельствовала ширившаяся молва, отказались признать самозванца императором. Визитеры попросили Горожанского проехать мимо артиллерийских казарм и конной гвардии, проверить толки, да и вообще узнать, “что в городе делается”. [82] ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, д. 84, л. 12; ВД, т. 18, с. 262.

На санях А. Муравьева Горожанский объехал казармы нескольких гвардейских полков. Вернувшись домой, он живо и картинно в мажорной интонации передал сослуживцам все, что видел и запомнил.

Предоставим слово Горожанскому:

— Еду по Невскому проспекту. Идут конногвардейские солдаты, я подозвал одного унтер-офицера и спрашиваю: “Что, присягали?” — “Присягали”, — был его ответ… Приехав в Измайловский полк, нашел, что там присягают и очень смирно, но только как дошло до имени императора, то и начали шуметь, вот я ту же минуту — в сани, и поехал. Остановился возле Московского полка и спрашиваю: “Что, тут присягают?” — “Нет”. — “Что же, не началась присяга?” — “Нет, остановилась”.

Рассказ восторженно-возбужденного Горожанского произвел очень сильное впечатление на его товарищей. В какое-то мгновение им показалось, что поторопились присягнуть. “Надо у нас что-нибудь сделать!” — вырвалось у слушателей. [83] Там же. После небольшой паузы А. Муравьев бросил реплику об измайловцах и московцах: “Вот как действуют, а говорили и спорили со мной, что ничего не может быть”. [84] ВД, т 14, с 385: т. 18, с. 262.

Решение созрело мгновенно: попытаться поднять полк, воспользовавшись для этого приказом выступать для подавления “бунта”. Но как убедить присягнувших солдат отказаться от данной ими присяги? Заронить сомнение в верности манифеста и отречении Константина от престола — такая мысль пришла Горожанскому. Офицеры посчитали ее правильной и решили этим воспользоваться, когда полку велят “выезжать”, то есть выступать против восставших.

Когда раздалась команда седлать лошадей, Горожанский тотчас вызвал к себе преданного ему унтер-офицера Михайлова (по формулярному списку Мургина) и поручил склонять солдат к неповиновению, внушать им, что манифест ложный и что Константин вовсе не отказывается от престола. Подобная агитация в эскадронах должна была, по мысли Горожанского, задержать выход полка на площадь и предотвратить соединение его с правительственными силами.

Михайлов стал выполнять указания взводного и многим разъяснял то, чему учил его офицер, но “все столь спешили, что его мало слышали”, — признавал он позднее. [85] ЦГАОР СССР ф. 48, оп. 1, д. 84, л. 2; ВД, т. 18, с. 254.

А.С. Горожанский настойчиво искал опору в солдатской массе. Когда в полку начались сборы для марша на площадь, поручик останавливал кавалергардов, бежавших на конюшню седлать лошадей, повторял им фразу о фальшивом манифесте и заклинал “не выезжать”. До этого убеждал солдат, что они обмануты начальством и напрасно присягали Николаю I. [86] ВД, т. 14 с. 367: т. 18, с. 254, 262, 268. Следователи и судьи инкриминировали Горожанскому то, что он “во время происшествия 14 декабря возбуждал нижних чинов к беспорядкам”. [87] ГААО, ф. 2, оп. 1, д. 1163, л. 41. Работа среди рядовых выгодно отличает Горожанского от других столичных офицеров.