Алексей Олин - Иисус говорит - Peace!

– Что надо делать?

– Вести телефонные переговоры, договариваться о поставках оборудования…

– Вы можете конкретно на вопрос ответить? С кем переговоры, какое оборудование? – Начальник на это обычно реагирует отводом глаз и поджатием губ. – По порядку.

– Офисное оборудование, договариваться о поставках, вести телефонные переговоры. Возможность карьерного роста. Можно дорасти до менеджера филиала и зарабатывать гораздо больше… – постепенно замыкает Главный. – Вы творческий человек, вам интересно общение с новыми людьми? Или вас привлекает тупой совковый труд?

– Пошел на х…

– Возможности карьерного роста, вы можете зарабатывать гораздо больше.

– Пошел на х…

– Мы с вами свяжемся. Спасибо.

– Пошел на х..!

Я придумал «Общество анонимных менеджеров». В уютном зале стулья по кругу. Встает восьмибалльная личность, у которой просрочен кредит за «Шевроле», любимый фильм «Бойцовский клуб», а книга – «99 франков», и говорит:

– Здравствуйте. Меня зовут Вася, и я – офисный планктон.

Стройный хор в ответ:

– Здравствуй, Вася!

Я просмотрел тысячи вакансий. Везде, прямо или косвенно, предлагают стать уэсдэшной проституткой. Ориентация – любая.

В такие моменты отлично понимаешь ветхозаветного Бога с его Содом-Гоморрами и всемирными потопами. Когда-то захлебывались в воде, а теперь в собственном дерьме.

Свернув рабочие вкладки, завел мультик Хаяо Миядзаки «Унесенные призраками».

Про взрослых людей-свиней, это он черпал вдохновение не в «Макдональдсе»?

Но мультик восстановил душевное равновесие. Я с аппетитом пообедал парой бутербродов с сыром и колбасой, выпил бутылку пива.

И зачем-то набрал свою фамилию в поиске. Высветились рисовальщик комиксов, американская порноактриса (может, позвонить ей?) и писатель из того же девятнадцатого века. Я кликнул на биографию. У писателя с моей фамилией было голимое имя – Феоклист. Писал плохие стихи, отвратительную псевдоромантическую прозу и вдобавок критиковал сочинения Пушкина. Над ним издевались в литературных кругах. Стопроцентный графоман. Был канцеляристом, жил и умер в нищете, потому что пытался зарабатывать только написанием книг. Заключительная строчка: произведения никогда не переиздавались.

Я твердо решил не становиться писателем.

А еще мне захотелось прочитать биографию человека, который всю жизнь писал чужие биографии. Наверное, она уместилась бы в одну строчку кровью.

– Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!

– Серьезно?

– Да! – энергично закивал Курт. – Так она написала.

Мы сидели в баре за стойкой и пили водку. Грохот стоял невообразимый: выступала молодая перспективная рок-группа. Курт только что рассказал о том, как он занимался сексом со своей девушкой, когда у нее были месячные, и она написала кровью на зеркале это признание. В порыве.

Курт был потрясен этим кровавым посланием. А меня потрясла его откровенность.

– Давно вы вместе?

– Полгода.

– Ты встречался с кем-нибудь дольше?

Курт помотал головой:

– Нет. Три месяца – предел.

– У нее живешь?

– Сама позвала. У нее своя двушка в центре. От родителей.

– Рад за тебя.

– Спасибо.

Между тем молодую перспективную рок-группу сменил разновозрастной джазовый коллектив. В составе – человек десять.

Коллективом руководила легендарная Зоя Леонидовна Волкова. Она преподавала в Новгородском училище искусств имени Рахманинова. Периодически набирая творчески мыслящих студентов последних курсов, организовывала банду собственного имени, чтобы гастролировать с нею по кабакам (в холодное время года) и пароходам (в теплое). Репетировали на базе училища. При этом Волкова старалась оформить кабацкую банду как факультатив и поиметь дополнительную денежку. Будучи посредственным музыкантом, конечно, не упускала случая выпятиться и поорать, какая она уникальный профессионал. Когда студенты начали разбегаться, не выдерживая ее ни как музыканта, ни, особенно, как человека, Зоя стала брать людей со стороны. И вышло так, что в очередной, сто десятый по счету, состав угодили мы с Куртом. В качестве ритм-секции. Я играл на ударных, Курт – на басу. Познакомились. Сообща окрестили руководительницу Мезозоей за пристрастия: репертуар состоял сплошь из музыкальных окаменелостей…

Окаменелостей, успешных в коммерческо-ресторанном плане. Качество и оригинальность аранжировок ее не волновали. Главное, чтоб платили.

– Сделайте, чтоб было похоже, – требовала она.

Мы с Куртом просто хотели подработать и задарма порепать на нормальных инструментах. Я копил на «железо», Курт – на новую акустическую гитару. Ради этих нужных вещей мы готовы были халтурить и терпеть до поры бесконечные фортепьянные соло Мезозои из серии «к носу ближе», которые упорно выдавались за импровизации. Даже готовы были выслушивать ее жалобы на мир, не признающий истинного таланта.

Но когда Мезозоя – низенькая и неопрятная искусственная блондинка, носящая безразмерные свитера, линялые джинсы и мужские кроссовки, когда она начала оказывать Курту недвусмысленные знаки внимания – терпение лопнуло. Мы по очереди высказали наболевшее и ушли, забив на деньги.

Здороваться перестали.

Мезозойский состав исполнял ту же программу: «My darling», «Take five», «Georgia on my mind»… Музыканты путались и гнали порожняк. К джазу это не имело никакого отношения. Чистой воды порнография, натуральное издевательство над великими композициями прошлого. Все равно как навалить кучу в центре звездочки на Аллее Славы.

Посетители прикрывали рты ладошками и горлышками бутылок.

Мы закусывали водку дольками лимона, насаженными на зубочистки. Порядком надрались. Я уже не понимал, отчего так сильно морщится Курт: от лимона или Мезазоиных босанов. В голове шумело.

Иногда Волкова подбадривала своих дрейфующих лабухов:

– Соль! Фа! До диез!

На гитаре пилил новый фаворит – Саша Агафонов. Высокий длинноволосый блондин с лошадиным лицом и в кургузом пиджачке, под которым была застегнутая на все пуговицы белая рубашка. Обставился дорогущими примочками и теперь извлекал душераздирающие звуки, а еще время от времени его пробирал нотный понос.

– Это двести сороковые? – придуривался Курт. – Ух ты!

– Это уникальный мезостиль, – вторил я.

В общем, мы давили из себя желчь и дерьмо, снимая напряжение.

– Ненавижу ублюдочных педагогов!

– Ненавижу мезозойскую эру!

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу…

К нам примкнул добрый поэт и хороший гитарист Степа.

– Если такие умные, почему бедные?

– Не твое дело.

– Видели бы вы свои рожи со стороны. Не нравится?

– А тебе, – ехидно спросил Курт, – ндравица?!

– Почему не уходите?