Марк Барроуклифф - Говорящая собака

— Что? — Я слышал его слова, но никак не мог оторваться от своих мыслей, чтобы вникнуть, что значит вся эта белиберда.

— Сейчас малолетние преступники вырвутся на волю.

— Ах, вон оно что!

Тонкий намек на чрезвычайные обстоятельства — Пучка прижало, пучило Пучка. Несмотря на эти изысканные шутки и намеки, ему не удавалось попасть в унисон с моим настроением, хотя обычно это у него легко получалось. Видимо, он не мог совладать с чувствами после «удачно обстряпанной сделки».

Я открыл заднюю дверь, и пес выскочил из машины с радостным воем. Собаки часто сопровождают подобными междометиями свои передвижения, точно дети, изображающие, что они едут на гоночной машине, вертя воображаемый руль и производя всякие шумы, малопонятные окружающим.

Я всегда держу в багажнике походный костюм на случай, если мне захочется скататься с псом в лес во время обеденного перерыва или после работы. Так что я влез в плисовые штаны, надел прорезиненную куртку и обул ботинки на толстой подошве. А что? Если вы не можете носить такие вещи, отправляясь с собакой в лес, то где тогда их носить?

Пес уже рыскал носом в траве, поспешно перечисляя: «Листик, палка, листик, палка, листик, палка…» — словно завзятый детектив, ищущий следы преступления. Не было и признака «прорыва малолетних преступников», которого он опасался, лишь пара жалких попыток задрать ногу.

Может, я теперь и пса заразил своей лживостью, став на скользкий путь обмана. Вон ведь как неискренне мотал он хвостом в гостях, отвлекая внимание миссис Кей-Би, а теперь прикинулся, будто ему приспичило «на улицу» только для того, чтобы прогуляться.

Во всяком случае, он угадал ход моих мыслей и вынуждал меня сделать то, чего мне самому хотелось, — пройтись и подышать воздухом.

Мы прошли вдоль железнодорожного полотна, так и не встретив ни души. Что же все-таки заставило меня поступить так непорядочно? На меня давили? Или пес прав, и люди ищут причинно-следственную связь там, где ее нет?

Однажды Пучок рассказал мне о своих впечатлениях после поездки в лес.

Человек описал бы подобную поездку примерно так: «Мы отправились на машине в лес. Я надел сапоги-веллингтоны, и мы углубились в рощу. Там заметили несколько белок на деревьях, но по пути нам попалось еще несколько других собак, и затем мы вернулись к машине, после чего я снял веллингтоны, надел туфли, и мы поехали домой».

Вот что сказал по этому поводу пес: «Двери нашего жилища, наконец открылись, и мы оказались в машине. Странно, появились деревья. Чудно. Я говорю чудно, потому что, когда мы в прошлый раз садились в машину, появился пляж, а потом появился наш дом, когда пляж исчез, а в этот раз — деревья. И у Него стали другие ноги! Вот чудо-то! Маленькие, старые и пахучие, они стали большими, новыми и пахнущими нефтью и пометом (не спрашивайте). Мы направились в лес (у собак сложилось твердое мнение, что их не просто выводят на прогулку, но они идут куда-то с определенной целью). Его ноги вспугнули несколько белок и взрывали сухую землю. Очаровательно! Потом вернулись к машине. Я пытался предупредить его, чтобы он не залезал внутрь, но он не послушал, и я вынужден был за ним последовать. Сбылись мои опасения: лес пропал, и мы снова оказались дома. Это ли не чудо — появился обед!»

Возможно, пес был прав, и все, что случается на свете, просто случается без всяких причин.

— Все прекрасно! — воскликнул пес, носясь как сумасшедший по кустам по обе стороны дороги.

— Как это, Пучок?

— Миссис Кэд-Боф кажется счастливой, вы еще счастливее, я счастлив, птицы на деревьях счастливы. Линдси несчастна. Это ли не жизнь!

Как же он не почуял тот запах вины, которым я сейчас пропитан насквозь.

— Я же тебе сказал — не трогай Линдси.

— Прошу прощения, — отозвался пес. — Смотри, сорока!

Черно-белая птица скользнула над тропой, предвещая роковую неудачу.

Я где-то читал, что для того, чтобы отпугнуть невезение, нужно плюнуть и с поклоном сказать: «Привет, миссис Сорока!»

Так я и поступил, но, похоже, это не произвело на птицу впечатления.

— А ну, пошла! — Пучок, мягко галопируя, понесся за ней.

Птица скрылась в ветвях.

— Bay! Как я люблю, когда она так делает! — порадовался Пучок.

Задрав голову, я попытался отыскать в вышине сороку. Неужели она принесла на хвосте несчастье? Не уверен, но мне показалось, что она нагло усмехается, глядя на меня из ветвей.

Мы договорились встретиться с Линдси вечером на ее квартире. Пес гостил у нее — сидел в клетке-переноске, в так называемом «собачьем доме», хотя домом его ни одна собака, даже самая сумасшедшая, считать не станет, так что я отвез его к Люси, которая устраивала нечто вроде вечеринки в обеденное время.

Квартиру Люси снимала в старом квартале возле железнодорожной станции Ворсинг. Она немало потрудилась, чтобы сделать это место своим: выкинула старую мебель, развесила по стенам самолично сделанные черно-белые снимки панорамы побережья, а над камином, вставив в раму, поместила фотографию Пучка в полете, выхватывающего мяч из моей руки по команде «прыгай!». Помню тот дико ветреный день, волосы у меня развевались, спутавшись в нечесаную гриву, точно у друида, которого изгнали из священной рощи, чтобы он привел себя в порядок, прежде чем предстать пред светлы очи языческих богов.

— Большой воздух! — восхищался Пучок. Эти слова он произнес после ухода — прискорбный результат того, что я позволил ему поздно вечером смотреть мотокросс по телевизору, по пятому каналу.

— Великолепный снимок, — заметил я Люси.

— Легко снимать звезд, — ответила она, почесывая Пучку лоб.

— Проклятье! — прохрипел пес. — Что еще за снимки?

Я попытался объяснить ему, но бросил эту затею, не окончив спора о том, возможно ли, чтобы он находился в маленькой коробочке, когда он точно знает, что стоит передо мной.

Я был наспех представлен паре, носившей имена Дейв и Петра. Джим, естественно, тоже был тут как тут. Люди за столом, освещенные приятельскими чувствами и сиянием свечей. Вот он, мир, частью которого мне следовало бы быть, подумал я.

Люси проводила меня до дверей.

— Он может оставаться у нас хоть до послезавтра, если хотите.

Это «у нас» сорвалось с ее губ, как шар, брошенный на боулинговую дорожку. Я просто не имел права желать, чтобы она оставалась одна, не встречалась с другими мужчинами, ведь у меня самого не было по отношению к ней серьезных намерений.

— Я вам позвоню, — пробормотал я.

— Идет, — откликнулась Люси. — Да и сами заходите как-нибудь на обед.

— Было бы неплохо. Возможно, вы пригласили бы и своих друзей.

— Или не пригласили бы. — Она вопросительно подняла брови и потом легонько пожала мою руку. Об ногу потерлась лохматая щетка, посмотрев вниз, я увидел присоседившегося к сцене прощания Пучка.