Andrew Лебедев - ТВари

– Правильно, — кивнул главный.

– Так вот представь себе, что на необитаемом острове остались люди из самых разных слоев, и богатый, и бедный, и среднего достатка, и им надо решить одну задачу, как им выбраться, как выжить?

– Это уже было в сериалах, — недовольно отмахнулся главный, — был сериал, где самолет сделал вынужденную посадку в тайге и смешанная по социалке публика три недели сериала шла по этой тайге — бедные вместе с богатыми.

– Ну и что? Нельзя теперь, что ли, хорошую идею воплотить у нас в шоу? — обиженно переспросил Дюрыгин.

– Я не говорю, что нельзя, — покачал головой главный.

Помолчали.

И Дюрыгин со страхом думал, что вот — уходит верный случай добиться от Михаила Викторовича согласия на проект века.

Сейчас главному кто-нибудь позвонит, и тот сорвется по срочным делам, и разговор прервется без скорых перспектив на то, чтобы продуктивно продолжиться.

Дюрыгин решил идти ва-банк.

– А я тем не менее уверен в себе, и в девочке своей уверен, выгорит у нас это дело, Миша, зуб даю — выгорит…

– Зуб, говоришь? — главный быстро глянул на Дюрыгина, в глазах его мелькнуло что-то. — Давай, подготовь мне синопсис, напиши мне на трех страничках идею шоу и примерный ход сценария…

– Лады, — радостно кивнул Дюрыгин.

– А девочку твою простолюдинку мне покажи, — хлопая себя по ляжкам и как бы подводя этим черту в разговоре, сказал главный, — хочу я на девочку твою поглядеть.

– А кто ты? — ухмыльнувшись, спросил охранник. — Ты проститутка, каких на Москве миллион.

Натаха поймала себя на мысли, что давно так не краснела. А покраснела оттого, что по какой-то укоренившейся внутри надежде на то, что жизнь ее скоро изменится к лучшему, уже полагала себя не обычной девахой из ларька на «Войковской», а чуть ли не актрисой, сопричастной к телевизионной элите.

– Обычная ты проститутка, — убежденно подтвердил свое заключение охранник, — и дача эта ваша — обычный публичный дом, обычный бордель, я таких по Подмосковью сотни уже повидал.

Этот неприятный разговор происходил на заднем дворе дачи-поддачи.

Зарайский привез-таки Махновского, и те вот уже три часа пили с Джоном и еще одним, иностранцем, приехавшим как бы за компанию.

Гости сидели в гостиной, а Натаху даже прислуживать не позвали, сказали, что сами справятся.

Натахе показалось, что она не понравилась главному из гостей — Махновскому. Но Розу, красавицу Розу тоже выгнали, и она гордо удалилась наверх в спальные комнаты. А Натаха вот вышла посидеть на солнышке, покурить.

Тут-то к ней и привязался охранник Махновского. Мол, что простаиваешь без дела? Станок не должен без дела простаивать, и раз уж все они сюда притащились из Москвы целой автоколонной из двух «Мерседесов» и «гелендвагена» и если начальство сексом пренебрегает, то пусть уж его — красивого парня при пистолете — девочка обслужит…

А Натаха вдруг обиделась и едва не разревелась. Что же это такое? Что же это за доля ее такая? Везде сосать. И Рафику с Тофиком в ларьке на Войковской — сосать, и на телевидении, если хочешь в кадр на эпизод попасть, помощнику режиссера — сосать, и здесь тоже, и всем и везде… Одно и то же.

– Я актриса, а не проститутка, — гордо отвернувшись и затягиваясь, сказала Натаха.

Но не очень много уверенности было в ее голосе.

– Ну-ну, — фыркнул охранник, — расскажи это своей бабушке…

Натаха курила, подставляя лицо июльскому солнцу. Было солнечно и ветрено, хороший денек для загорания. Раздеться бы, но этот охранник, сволочь, при нем разве получится? Сочтет за приглашение.

Что-то не связалось в сценарии у Джона.

Этот Махновский — хитрая бестия. Хоть и пьяный уже приехал, но телок сразу потребовал из комнат убрать, а наливать да за закусками бегать своего нукера поставил с пистолетом. А другой в то время, как хозяин напивался в компании с Джоном, режиссером Зарайским и привезенным до кучи с ними иностранцем, на заднем дворике изучал внутренний мир Натахи.

– Значит, вы здесь актрисы? — не отставал охранник.

– А тебе-то что? — грубо и с вызовом ответила Натаха.

– Эх, дура ты, девка, — тяжело вздохнул охранник, — используют тебя здесь, как гигиеническую салфетку тебя используют, покуда тебе еще двадцати пяти не исполнилось. А исполнится, выкинут на помойку — если повезет, если живой останешься, если на иглу не подсадят, а то пойдешь прямиком на обочину шоссейной дороги дальнобойщиков обслуживать, за хавку, за выпивку да за дозняк герыча.

Натаха молча курила. Уйти? Пойти наверх к Розке? Завалиться в кровать да отреветься?

– Думаешь, мы лохи такие? — не дождавшись ответа, продолжил охранник. — Думаешь, не разглядели видеокамер понатыканных везде? Хорошие мы бы были тогда профессионалы, если бы не заметили. Бордель здесь у вас копеечный, а тебя, дуру, сманили сюда по глупости твоей! Пообещал вам этот Джон, что кинозвезды из вас сделает, в киношную карьеру вас запустит?

Натаха молчала. Ей было неприятно. И не просто неприятно, а страшно.

Страшно и пусто на душе. Боялась она того, что не сбудутся мечты, что оборвется надежда.

Когда Натаха воровала у Агашки визитку Джона, она думала, что вытаскивает свой выигрышный билет. Думала, что обскачет всех своих подружек, всех товарок своих опередит и выскочит из провинциальной бедности в телевизионные звездочки. Думала, что прервется наконец порочный круг. И не надо уже будет всем давать, всем этим Рафикам, Тофикам, и сосать тоже не надо будет. Неужели прав этот мужик? Взрослый такой дядька, умный вроде.

– А вы фээсбэшник? — спросила Натаха.

– А тебе-то что?

– Много подмечаете.

– Служба такая, государственного человека охраняем и в его мимолетных прихотях не даем ему попасть в неприятность.

– Это вы точно сказали, — кивнула Натаха и горько усмехнулась.

– Вы ж тут нашего босса хотели в пьяной оргии голым с девочками заснять, — хмыкнул тот, — это ж невооруженным глазом видно, а мы такой подставы сделать не дадим.

– Молодцы, — сквозь зубы процедила Натаха.

Охранник наклонился, загасил сигарету о землю и неожиданно сказал:

– А ты беги, беги отсюда, девочка, покуда еще не совсем погибла.

– Куда бежать то? — в пустоту спросила Натаха. — От мечты, от надежды на лучшую жизнь бежать?

Мах пьяно подмигнул Зарайскому.

– Ну что, Мотя, нравится тебе девочка?

Все разглядел, все заметил цепкий глаз думского депутата и кумира женщин среднего возраста.

– Нравится, — сглотнув слюну, ответил Зарайский.

– А ты знаешь, — мечтательно сказал Мах, — а я вот люблю наблюдать. Люблю наблюдать за чужим счастьем. Сам вот несчастен, так вот на счастье других хотя бы порадоваться люблю. Я в Италии как-то был, там нам таких девчонок местный градоначальник мафиози притащил, таких девчонок, но я, ты ж знаешь, я ж семьянин, так вот, позвал охрану и с удовольствием час или два наблюдал…