Andrew Лебедев - ТВари

– Позвать? — оживился Джон.

– Да, кликни эту, которая Мотьке нашему нравится, — кивнул Мах.

Они сидели на огромном диване перед камином.

– А других девочек позвать? — спросил Джон.

– Не, — помотал головою Мах, — эту позови, Мотькину.

Джон кивнул охраннику, показал пальцем на потолок:

– В спальне, Розой ее зовут. Зарайский напрягся. Глупая улыбка застыла у него на лице.

– Не спать, не спать, мистер Дизраэли! — громко крикнул Мах, локтем толкая задремавшего в перманентной трехдневной пьянке приблудившегося иностранного дружка. — Не спать, самое интересное проспишь!

Англичанин что-то промямлил, но, попытавшись совладать с собой, сделал подобие трезвого лица и изобразил на нем некое внимание.

По лестнице в гостиную спустилась Роза.

– Ну-ка, девочка, стриптизу обучена? Покажи-ка нам, и музычку поставь, и музычку, и потанцуй для нас, для старичков, — весело бурчал Махновский, разливая по рюмкам водку.

Роза, ничуть не удивившись, посмотрела на Джона, своего господина.

Тот молча кивнул. Роза, легонько пританцовывая, подошла к музыкальному центру, нашла в стопке диск, включила.

– Постойте, постойте, — бормотал Мах, — я только пересяду вот сюда.

И он юрко перелез с дивана в кресло, усевшись спиной ко второй камере.

– А ты, — Мах ткнул пальцем в сторону охранника, — а ты накинь что-нибудь во-о-н на те объективы.

Охранник послушно взял стул и, взгромоздившись на него, поочередно закрыл объективы бумажными салфетками. Теперь Мах сидел спиной к единственной рабочей камере. Джон ждал.

– Ну, девочка, начинай, — сказал Мах и, совершенно пьяный уже, хлопнул в ладоши, — порадуй-ка нас, стариков.

Зарайский словно окаменел. Его, как мальчика по имени Кай, будто бы заморозила Снежная Королева из старой сказки.

Играла какая-то восточная музыка. Роза вскинула вверх руки и принялась двигать бедрами. Вращала ими под музыку, красная юбочка ее разлеталась, а глаза бегали — влево на Махновского, вправо на Джона. И красивая таинственная улыбка не сходила с ее блестящих губ.

– Тааак, хорошо, хорошо, — поощрительно кивал Мах, — молодец, а теперь давай раздевайся.

Роза сделала резкий разворот в такт музыке, и ее красная кофточка комком полетела в угол комнаты. Роза осталась в юбочке и черном тугом лифчике.

– Тааак, молодчина, молодец, еще давай, дальше, — Мах сидел нога на ногу и в такт музыке хлопал в ладоши.

Роза сделала еще пару оборотов, потянулась, изогнулась, и красная юбочка полетела вслед за красной кофточкой.

– А теперь трусики, трусики теперь, — повелевал командующий, — а лифчик не снимай.

Роза вся извивалась и перетекала, словно воплощенная страсть, словно подстрочный перевод к неведомой арабской песне.

– А теперь поди и сядь на моего бугая. Эй! Не стой истуканом! — крикнул охраннику Max. — Трахни, трахни ее, сучку! Она же хочет.

Послушный своему хозяину, охранник двинулся в середину комнаты, где в одном лишь тесном черном лифчике танцевала Роза. Охранник уверенно скинул пиджак, расстегнул брюки и одним движением мощной руки враз поставил Розу на колени перед собой.

– Джон, может, не надо! Может, не надо, Джон? — вдруг взмолился залившийся пунцовым цветом Зарайский. — Мах, останови это, Мах, — Зарайский бросился к Махновскому: — Не надо, я прошу вас, остановите это.

– Плохо просишь! — рявкнул Махновский, исказившись в лице. — Плохо просишь, на колени, на колени, сволочь!

Мах вскочил, он был в ярости. Зарайский упал на колени, а позади, тоже на коленях перед охранником со спущенными штанами, стояла его Роза.

– Сволочь, ты куда меня привез? В грошовый бордель? Подставить меня привез, сука, ну так я тебе покажу!

Озверевший Мах хлестал Зарайского по щекам. Тот скулил, и крупные слезы катились по его серым щекам.

– Вот, вот тебе. Вот как меня подставлять! Вот, вот тебе!..

Выпустив пар, Мах немного успокоился.

– Все, кончилось представление, — подытожил Мах. — Поднимайся, мистер Дизраэли, поднимайся, мы уезжаем.

Тараща глаза, шатаясь и не понимая, что вокруг происходит, англичанин двинулся к выходу. В дверях абсолютно трезвый Мах кивнул охраннику:

– Все кассеты у них забери и проверь, чтобы никаких дубликатов у них не осталось, башкой отвечаешь… А ты, — кивнул Джону, — найди меня на следующей неделе, найди, мерзавец, через моих референтов, ты мне нужен. Полезным можешь оказаться.

Первую тревожную весточку принес Ирме Джон. Темная личность. Занимается на телевидении своднической деятельностью, получая свои комиссионные за то, что этого знакомит с этим, а потом того — с тем. И с каждого из участников знакомства снимает по триста долларов за удовольствие.

Ирма брезговала контактами с Джоном. Ей всегда казалось, что существует такая категория людей, от которых исходит дух опасности, дух неудач и какой-то непреодолимой беды, и к этой категории причисляла Джона.

– Биополе у него плохое, — говорила про таких людей подруга Ирмы, — он вампирит энергию, от него только гадость какую-нибудь подцепишь, держись от него подальше.

Ирма бы и держалась, но Джон иногда звонил ей на мобильный и делал интересные предложения: то в клипе рекламном сняться, а это всегда хорошие деньги, то в клубе на вечеринке потусоваться, полезными знакомствами обзавестись, то в шоу выступить, как вот совсем недавно в утреннем на радио у Сережи Мирского… А для поддержки популярности, для поддержки рейтинга это ой как нужно!

Так что полезным бывает Джон Петров, полезным. И то, что он на ней зарабатывает, получая свои триста или пятьсот долларов с хозяина вечеринки за то, что привел к нему в тусовку знаменитость категории «А», так это даже приятно, значит, она по прежнему крутая девочка, входящая в так называемую десятку самых-самых.

Но на этот раз Джон не обрадовал. На следующей неделе ей не придется выступать на «Москва-сити FM» в популярном утреннем шоу Сережи Мирского «Вставай, Москва».

– Они там новую звездочку с Ксютовым обкатывать теперь будут, — между делом бросил Джон, когда они пересеклись на презентации в «Премьер Паласе».

Настроение моментально испортилось. Хоть эти изменения на радио и не сильно влияют на всю ее карьеру, каждый отказ — тревожный звонок. Потому что если ты находишься на вершине, ты должен знать одно — это место очень лакомое и его вожделеют сотни, а то и тысячи страждущих славы. И каждая девочка из провинции, приезжая на Москву, мечтает со временем занять ее, Ирмы Вальберс, место.

По поводу радио Ирма наметила себе — позвонить Ксютову и разобраться. А еще лучше, чтобы не делать этого самой, позвонить Моте Зарайскому — ее продюсеру, пусть узнает у Ксютова, почему ей отказали, в этом работа Зарайского и состоит.