Игорь Дуэль - Тельняшка математика

– А не сломаю? – спросил я.

– Я же рядом буду – всегда успею подстраховать.

Часа полтора я пытался ездить по площадке, все более и более увлекаясь этим делом. Устал так, что руки и ноги стали казаться чугунными.

Когда мы двинулись назад в город, я спросил у Алексея Семеновича:

– А как вы думаете, получится у меня, если займусь всерьез?

– Конечно, получится!

– Так, может, мне в шоферы податься?

Оторвавшись на миг от дороги, он быстро взглянул на меня.

– Почему в шоферы?

– Ну ведь профессию, по всей видимости, пока что придется сменить.

Я рассказал ему про угрозу Большого.

– Может так болтанул? – спросил Алексей Семенович.

– Да нет, знающий человек Коля Маркин говорит, что этот деятель слов на ветер не бросает.

– Не беда – посидишь дома месяц-другой.

– Нет, это не по мне!

– Слушай! – Он подъехал к обочине и остановил машину. – Есть идея. Может, в матросы пойдешь? Как раз на сезон, до осени.

Он рассказал, что есть такая организация, которая доставляет суда от мест их постройки в сибирские реки, где им предстоит служить. Как раз в конце весны там обычно нужны люди. Приятель Алексея Семеновича – тоже журналист – в прошлом году ходил в такое путешествие. Говорит, не слишком тяжело, зато очень интересно – прошел по северным рекам, поглядел такие места, куда другим путем никогда бы не забрался.

– Словом, будет тебе и отдых, и заработок. Свежий воздух и физическая работа гарантированы. А что еще нужно?

Мы поехали к Алексею Семеновичу и сразу бросились смотреть карту. Маршрут показался мне очень заманчивым: так и стреляли в глаза прекрасные названия городов: Великий Устюг, Тотьма, Кириллово. Это убедило окончательно.

Через два дня я уже шел на медосмотр в поликлинику водников.

Под конец второго дня плавания, когда солнце начинало уже клониться к закату, наш караван добрался до Углича. Остались позади ворота шлюза Угличской ГЭС, из бетонной тесноты мы попали на широкий водный простор и увидели сразу весь город. Он выставился словно на показ высоко над водой, ударил в глаза сиянием бесчисленных церковных куполов. Казалось, воздух пронизан золотыми нитями света. И непонятно было, откуда идет это сияние – от закатного солнца, висящего над городом в безоблачном небе, или церковные купола сами рождают свет. Впрочем, не только купола – вся округа светилась. Золотистые блики полоскались в Волге, перескакивали по никелированным деталям нашего теплохода. И в этой фантасмагории отовсюду идущего сияния с нашего мерно покачивающегося «омика» казалось, что и сам город не стоит на земле, а свободно парит над широкой гладью Волги в золотом нимбе.

Может быть, все это представлялось только мне, ибо встречи с Угличем я ждал с того дня, когда с Алексеем Семеновичем впервые рассмотрел на карте маршрут нашего плавания. И дело не просто в том, что Углич был единственным за весь перегон знакомым мне городом. Углич для меня навсегда связан с самой большой в моей жизни любовью.

Два раза в жизни был я по-настоящему счастлив. Об одном уже говорил – о той ночи, когда мы с Ренчем праздновали «болотный вариант». А до этого были две счастливые недели в Угличе.

Пришвартовались мы, как почетные гости, к основному пирсу, но еще выпрыгнуть на него не успели, как караванный капитан объявил, что это – стоянка временная, пока он будет вести переговоры с портовым начальством о том, разрешат ли нам остаться здесь на ночь, и велел всем через час быть на судах: может, придется уходить.

Я поспешил отпроситься у капитана и поднялся в город. Дворец удельных князей и прочие достопримечательности миновал, почти на них не взглянув. Я спешил к тому дому, где прошли счастливые дни моей жизни. Но ожидаемого трепета не испытал. Летний Углич мало походил на знакомый мне – зимний. А дом, приютивший нас пять лет назад, оказался перестроенным и перекрашенным, так что я его не сразу узнал. Попроситься зайти я не решился, ибо подумал: такая реконструкция – верный знак смены владельца. Да и окажись здесь старые хозяева, что бы я им сказал? Ведь они бы вряд ли меня вспомнили, а если б вспомнили – стали бы расспрашивать про нее. Мне это было совсем не нужно. Я прошелся мимо дома и заспешил назад, хотя добрался сюда всего за пятнадцать минут, и времени было еще в избытке, но точно обозначенный срок возвращения давил, лишал способности к расслабленной созерцательности, той повернутости взгляда внутрь себя, которой я так жаждал.

И все же на обратном пути на мгновенье пришло то, чего я хотел, или, вернее, единственное, на что мог рассчитывать, – острое чувство потери. Явилось оно, когда из какого-то проулка вдруг открылась знаменитая церковь царевича Димитрия «На крови». И виден он был точно с того ракурса, с какого нарисовался тогда – пять лет назад – в моем воображении на картине-иконе, где храм этот был совсем маленький, а рядом в полный рост, много выше храма, стояла она. На реальном пейзаже ее место было пустым, вернее, заполненным голубым небом, на котором начинали проступать синие закатные тона…

Только скрылся за деревьями храм, как я столкнулся с Ваней и Василием.

– Исторический город! – заметил Василий.

Мы порассуждали о несчастном царевиче, о Борисе Годунове, которому великим помешала стать историческая реальность времени, когда рано еще было «не род, а ум» ставить у кормила власти. И под эти справедливые слова потихоньку растаяло мое видение.

Между тем еще и отпущенный начальством час не прошел, а под обрывом призывно завыли на разные голоса наши суда, и мы заспешили на их гудки. Стоянка в городе сорвалась. Не только в самом порту, но и поблизости от него заночевать нам не позволили. По приказу начальника мы должны были спуститься километров на пять-шесть ниже по Волге к устью речки Корожечны.

На коротком переходе все было как обычно. Капитан бесконечно повторял одно и тоже словосочетание: «Углич.

Церковь «На крови». Потом оснастил его второй строчкой и скрипуче запел:

Старпом с Геркой устраивали за его спиной обычный балаган. И я не сразу понял, что оба они несколько в подпитии. Наши суда ткнулись носами в песок под крутым берегом, поросшим черемухой, которая как раз была в самом буйном цвету. За толстые стволы черемух завели единственный конец – большего не требовалось: Корожечна была такой гладкой и тихой, хоть вообще не привязывайся. Прямо с носа перекинули на уступ берега наш трап, широкий и короткий.

– Ну что, расхлебаи? – сказал Герка. – Может, моцион по воздуху?

– Можно, – отозвался старпом.

– Ты куда в Угличе делся? – спросил меня Герка.