Лев Александров - Две жизни

Лыжи скользили хорошо. Борис шел у самых деревьев. Немцы били по передовой: началось "с добрым утром" — ежедневный получасовой утренний артобстрел, хоть часы проверяй. Значит можно не бояться, пока не кончат, на опушку и не взглянут. Вот и обрыв. Так и есть. Рядом воронка, осколком нитку перерезало. Повезло. Метров четыреста всего прошел. Быстро зачистил концы, соединил крепко. Подключился.

— Заря, Заря, я Воробей, как слышишь? Прием.

Голос дежурного:

— Молодец, Воробей, быстро слетал. Обожди, проверю связь. Сам слушай.

Послушал Порядок. Третья рота докладывает: немцы стреляют (дураки, как будто сами не слышим), потерь нет.

Заизолировал, как полагается, вернулся. Доложил адъютанту (ему еще нужно, чтобы докладывали). Ложиться не имеет смысла. Скоро с котелком за завтраком. А там уж недолго до дневного дежурства.

Сидя у аппарата, можно думать. Можно, так сказать, вернуться в себя. Даже стихи молча почитать. День сегодня спокойный, наступления вроде не предвидится. Комбат велел вызвать всех ротных, комиссар — политруков. Борис слышал: привести в порядок матчасть, углубить ходы сообщения, выложить повыше брустверы на огневых точках, провести политбеседы о зверствах фашистов и об антигитлеровской коалиции. Раз политбеседы, значит ничего существенного не жди.

Отношения с ребятами в отделении связи у Бориса хорошие. Он не подделывается под них, не скрывает свою образованность, даже не матерится. Главное, наверное, то, что за эти недели и Москалев, и бойцы увидели: дело знает, не трус, университетским прошлым своим не кичится. Борис все еще не курил, махорку отдавал первому, кто попросит. Ребятам, конечно, было странно, что отдавал даром, а не за сто граммов или дежурство вне очереди. В бесконечные солдатские разговоры и споры не ввязывался. Врать не хотелось, а говорить, что думаешь, нельзя, да и обидеть можно. Непохожие мысли людей обижают. К его молчанию привыкли. А слушать было интересно. О войне, вообще о войне, солдаты не говорили. О немцах — очень редко и безо всякой злобы. Чаще всего о жизни до войны, хвастались, как умно жили. О женщинах, женах, невестах, обычно с бесстыдной откровенностью. В роте связи деревенских было мало, а в стрелковых — большинство. Неделю назад Борис ждал ночью в первой роте начала атаки. Тянуть связь, не отставая от комроты. В окопе темно, бойцы в маскхалатах лежат, тесно прижавшись друг к другу. Борис немножко в стороне: он чужой. Курят в кулак, чтобы лейтенант не заметил, и тихо говорят.

— Бабы в деревне брехали, немцы колхозы оставили, только вместо председателя старосту назначили.

— А чего, все равно лучше колхоза не придумают, чтобы мужиков грабить.

— Ну, Петр Василич, вы уж это слишком. Есть и хорошие колхозы. Вы кинокартину «Трактористы» видели?

— Чего мне кину глядеть, я жизни насмотрелся. В кине все показать можно. Ты еще титьку сосал, а меня в коммунию записали. Тогда колхозов не было, их потом придумали, тогда коммунии назывались. А всех поголовно в колхозы загонять стали, — у нас на Тамбовщине еще ничего, а хохлы с голоду, как мухи мерли. Всех крепких мужиков, хозяев, в Сибирь угнали.

— Так они, Петр Василич, кулаки были, классовые враги. Они бедняков, народ эксплуатировали.

— Кормили они народ. И тебя в городе, бездельника, кормили.

— Чо с им, дядю Петро, гутарить? Хиба ж вин разумие?

— А мне свояк рассказывал, он в денщиках у комполка, что после войны колхозов не будет.

— Точно, не будет. Раз немцы колхозы оставили, начальству нельзя за колхозы держаться. Землю поделят и привет.

— А с тракторами как? с МТС?

— Ты мне землю дай, уж я, коли занадобится, тракториста найму. Что МТС? Нехай остается. Пахать за деньги будут.

— Усим гарно.

Смоленщина. Конец марта. Самое неудобное время для войны. Лыжи не идут, валенки промокают, в ботинках с обмотками ноги мерзнут. Уже неделю 33-й Гвардейский Стрелковый Полк вместе с другими частями 16-й Армии никак не может взять опорный пункт немцев на Волчьей Горе. Не такая уж вершина, одно название, что гора, а все подходы, напрямую и сбоку, простреливаются.

На горе деревушка. Несколько хат вроде целы. У немцев на горе орудия, несколько пулеметных точек, три танка врыты в землю. Народу на подходе к горе наши положили уже видимо-невидимо.

Борис несколько раз тянул связь за ротами. Как доползали до первого пригорка — сплошной огневой заслон не пускал дальше. Долго на перемешанном с грязью снегу не пролежишь. Утром — вперед, как стемнеет — назад.

Часто дежурил у аппарата на КП батальона, а раз даже на КП полка. Сверху, из дивизии сплошной мат: даю два дня, не возьмешь — расстреляю. Через два дня все сначала.

Сегодня ночью Борис на параллельной нитке услышал самого командарма. Еле заметный акцент. Вызвал командира полка. Говорил тихо, "на вы".

— Надо брать, товарищ Крымов. Соберите весь полк. Ведите сами. Связь с дивизией. Буду следить. Нет, артиллерии дать не могу, бездорожье, а издали они своих перебьют.

Комбат вызвал на КП командиров рот к девятнадцати ноль-ноль. Борис дежурил у аппарата.

— Вот, ребята, сегодня будем брать Волчью Гору. Хватит, почикались. Наш батальон наступает в лоб. Начнут в двадцать один тридцать первый и третий батальоны. Их задача — прорвать фланговую оборону немцев и, если удастся, отрезать немцам путь отступления. Но главное для них — отвлечь на себя огонь немцев. Когда там как следует начнется, мы ударим. Примерно без четверти десять. Сигнал — две зеленых ракеты. Чтобы к восьми все бойцы были накормлены. Помпохозу обеспечить хороший ужин и наркомовские сто граммов. К полдевятого все роты должны скрытно сосредоточиться в окопах передней линии на своих участках. Ни одного человека в тылу, никаких писарей не оставлять. Первым пойдет Кривошеин. За ним через пять минут Нечипоренко, последним еще через пять минут Яковлев. С тобой, Яковлев, пойдет командир полка. Я буду с Кривошеиным, замполит с Нечипоренко. Связь во время операции у меня должна быть с командиром полка и с КП полка. КП полка будет здесь. Москалев, сам пойдешь с катушкой. Возьми с собой одного связиста получше. Остальных — по ротам. Вопросы есть? Все свободны.

Москалев подошел к Борису.

— Пойдешь со мной, Великанов. Сейчас тебя сменят, выбери две катушки, прозвони их, все приготовь. Вещмешок возьми, энзе наши положи. Я старшине скажу — две фляжки наркомовской нальет, не замерзнем.

Скоро полдесятого. К вечеру подморозило. Борис лежал в ходе сообщения, вещмешок под бок — земля холодная. Рядом Москалев, чуть подальше в аппендиксе пулеметного гнезда комбат. С ним вместе комроты старший лейтенант Кривошеин. Оба молчат, курят в рукава, ждут. Почти одновременно над правым и левым флангами поднялись желтые ракеты. Через несколько секунд началась стрельба.