Александр Покровский - Бортовой журнал 3

– Ты можешь помолчать? – взмолился Коля.

– Я?

– Ты!

– А что я это все вслух говорю? – удивился я. После вот такого обмена мнениями насчет представленных произведений, мы проследовали в другой зал, где Коля нашел поднос с пирожками. Меня всегда восхищала его способность находить пирожки.

– С грибами! – сказал мне Коля, ловко укусив пирожок. После этого он молниеносно выел на подносе все пирожки с этим ценным продуктом. Остались только те, внутри которых была сладкая дрянь.

– Я сегодня еще ничего не ел! – сообщил мне Коля с полным ртом, а потом к нему подошла девушка, и они завели разговор о высоком, не отходя от подноса.

– Я сейчас сочиняю либретто! – говорил ей Коля.

А я нашел Филиппа Кондратенко, очень хорошего художника, с которым тоже можно было потолковать о высоком. Мы отправились с ним прямо к искусству. Вокруг люди ходили, говорили, улыбались, смеялись, шутили и узнавали друг друга. Никто из них не смотрел на картины. То есть, одного взгляда на это изящество вполне достаточно, чтоб потом обратиться к себе.

– А что если при входе, – сказал я Филиппу, – уставившись на полотно, например, с «Данаей», я начну навзрыд рыдать? Случается же такое: вошел и не сдержался. Представь: я реву в голос, потом падаю на землю и валяюсь в пыли, потом меня поднимают, выводят под руки, ноги мои слабеют, а меня все ведут и ведут. А еще, при взгляде на все это, мне хочется подойти к каждому и спросить: прочитал ли он от начала и до конца «Войну и мир». А? Как? Читали? Не врете? М-да? И с чего же начинается наша «Война и мир»? А? Ну?

– Она начинается с бала у Анны Павловны Шерер, – заметил присоединившийся к нам Коля. К этому времени он уже покончил не только с девушкой, но и со всеми пирожками, и теперь на пустом от них подносе красовался только его бокал из-под сока. Им Коля запил свой голод по прекрасному.

– Она начинается с фразы по-французски все той же Анны Павловны! – сказал я, – А сейчас мы подошли к картине, на которой изображено разлетающееся сознание Леонардо да Винчи. Вот его брови, вот взгляд глубокий и высокий, разнесенный по сторонам, ворвавшимся на полотно букетом роз! Да! И все это к нам приехало из самой Прибалтики! Не удержалось на родине, понимаешь, и вот…

– Ты можешь помолчать? – сказал Коля.

– Я? Да! Вот только, как мне кажется, чего-то не хватает.

– Чего не хватает?

– Стихов. Чтоб кто-нибудь читал стихи обязательно с матом: «Мать твою! Твою мать, твою мать!» Или это – «оттого что я с севера что ли!» А еще хорошо бы музыку. Хорошо бы вывести на сцену, какого-нибудь безумца, и чтоб он прорычал всю партитуру.

После этого Колю опять кто-то перехватил и увел от нас с Филиппом.

Я не знаю на кого еще великое произведение Каверина «Два капитана» производило бы такое впечатление. Ната пыталась читать его Саньке вслух. Ему надо было его осилить, а это все не случалось и не случалось. Так что она взяла в руки книгу и стала Саньке читать. Он в это время устроился на диване. Читала Ната здорово, входя в роль, с выражением и подвываниями, а потом она увидела, что Саня спит. Мало того, его не разбудить, сон глубокий, с хра-пушками. При тормошении он не приходит в себя. То есть, глубокое воздействие произведений Каверна на юное сознание налицо. Лицо лишилось сознания, причем, кажется, навсегда.

7 октября 1986 года ТАСС сообщило, что 6 октября в 11 часов 03 минуты в шестистах милях на северо-восток от Бермудских островов затонул ракетный подводный крейсер стратегического назначения «К-219» проекта 667-АУ.

У них произошла авария ракетного оружия, они боролись трое суток, погибли четыре человека.

Крейсер затонул на большой глубине. Людей с него успели снять.

Удивительно, но ракетная шахта № 6, в которой и произошла авария, была неисправна, если мне только не изменяет память, аж с 1979 года. Наш экипаж ходил на этой лодке в дальний поход, и я очень хорошо помню тот шланг, с помощью которого забортная вода, поступающая в шахту из-за неисправности арматуры, сливалась в шпигат цистерны грязной воды четвертого отсека.

Тогда с нами в поход отправился представитель вышестоящего штаба, который в случае чего и должен был все предотвратить.

Это у нас годами так: есть неисправность, грозящая гибелью людям – на борт сажается представитель штаба, и лодка идет в море.

Повторюсь – это просто удивительно.

Так и ходили на «К-219» в море целых семь лет, пока оно в конце концов и не грянуло.

Это очень похоже на аварию с «К-429».

Что еще роднит эту аварию с аварией на «К-429», так это то, что и здесь экипаж отозвали из отпуска, и он в спешном порядке сел на борт, пополнив свои ряды прикомандированными со всего света, после чего он и ушел навстречу собственной гибели.

А почему была устроена спешка, вы спросите? А потому что надо было срочно заменить другую лодку, снятую с боевой службы из-за неисправности (заметьте) ракетного оружия.

То есть одну лодку с неисправным ракетным оружием заменили другой лодкой с неисправным ракетным оружием.

И все это сделали наши штабы.

У нас столько штабов, что только диву даешься. И все они, как говорится, были в курсе тех потрясающих обстоятельств, в которых на «К-219» народ ходил в море более семи лет кряду!

Просто судьба, я считаю.

Вам еще не хочется сказать волшебное слово «блядь»? А мне уже хочется.

Мне его еще не раз захочется сказать.

На «К-219» погибли командир ракетной боевой части, он же командир четвертого отсека Александр Петрачков, матрос-ракетчик Николай Смаглюк, турбинист матрос Игорь Харчен-ко и спецтрюмный реакторного отсека матрос Сергей Преминин.

Первые трое погибли в четвертом отсеке при поступлении в отсек компонентов ракетного топлива. Последний – когда вручную глушил реактор.

Он посмертно стал Героем России.

Вы спросите: а почему вручную и так героически надо заглушать реактор, и нельзя ли все это сделать не героически, например дистанционно? На это мы вам ответим только, что люди здесь ни при чем. Все вопросы к конструкции и к конструкторам, то есть мы вас адресуем к тому народу, который отвечает за конструкцию ядерного реактора и за его поведение в самых разных ситуациях.

А положение в этом вопросе такое, что матрос Сергей Преминин непременно должен был стать Героем России посмертно.

Через 11 лет, в 1997 году ему присвоят это высокое звание.

По приказанию ГКП он после остановки реактора то что называется «опустил поглотители на нижние концевики», то есть заглушил реактор вручную. После этого он уже не смог отдраить переборочную дверь из-за возникшего перепада давления.

Но ведь переборочную дверь можно было оставить открытой.

Можно было, но этого не случилось.