Бертон Уол - Высшее общество

Пол вступил во внезапно надвинувшуюся тень своего отеля размашистым шагом, питая слабую надежду, что в отеле будет на чем сорвать свою злость. Но в холле никого не оказалось, кроме храпевшего на скамейке посыльного и портье, дремавшего на стуле за конторкой. Обозлиться было не на кого.

Портье машинально потянулся за ключами от комнаты Пола, но, увидев его лицо, сразу же проснулся.

– Неудача? – спросил портье невозмутимым, сдержанным тоном.

– Да, серьезная, – ответил Пол. Он был благодарен портье за участие. Злость прошла, осталась только усталость. – Упало давление масла. Закончились гонки. Три круга… – он поднял вверх три пальца, которые слегка дрожали.

– Жаль, – произнес портье. Даже в эту убийственную жару на нем был тугой воротничок и то, что, по предположению Пола, являлось форменным галстуком. – Надеюсь, никто не пострадал?

Пол покачал головой.

– Никто.

Он направился к лестнице: не было смысла будить посыльного, чтобы ехать на лифте. До него донесся голос портье: – Хорошо, что гонка была не очень важной.

Пол не ответил. Он поднялся по лестнице, прошел через безмолвный коридор с раздвижными дверями и вошел в свой номер. Слава Богу, что горничная не забыла закрыть жалюзи. Благодаря лениво вращавшемуся над головой вентилятору пребывание в комнате было терпимым. Пол опустился на кровать и решил, что все-таки не будет убивать Фернандеса.

В общем-то не стоит особенно винить этого парня, Фернандеса. Он страстно хотел победить и очень нервничал. «Ты бы тоже захотел прийти первым в двадцать три», – подумал про себя Пол. И несмотря на то, что эта гонка, как сказал портье, не была важной, Фернандес безумно желал победить – победить в своей первой гонке за пределами Штатов, впервые попробовать вкус настоящей романтики. Эмилио Фернандес, гонщик. Двадцать три. Поэтому он и сорвался со старта, ведя машину как маньяк, вырвавшись вперед – сначала на сто ярдов, затем на четверть круга, несясь с сумасшедшей скоростью. Один, два, три раза он оставил без внимания сигналы Пола с заправочно-ремонтного пункта. Он сверкал улыбкой, приклеившейся к его лицу, и плевал свысока на немногочисленную кучку зрителей, смеявшихся вместе с ним и в то же время над ним. Они знали, что это не сможет долго продолжаться при сорокаградусной жаре. И они были правы. Через полторы мили, на втором круге, улыбка сползла с лица Фернандеса, как этикетка с мокрой бутылки. Стрелка указателя давления масла упала почти до нуля.

Мол вздохнул. В конечном итоге именно это они и хотели обнаружить. Главной целью приезда в Нассау в это время было опробовать машины в настоящей гонке – пусть и не очень важной – при сильной, не по сезону, жаре. И то, что другие гонщики, как и Фернандес, были зелеными, а машины – не первого класса, не имело значения.

Пол знал или думал, что знает, в чем кроется причина беспокойства и как с ней справиться. Фактически, если бы Фернандес не гнал машину с такой идиотской скоростью, дефект мог бы и не проявиться. В любом случае, сейчас ничего не остается делать, как возвращаться домой. С поломанной машиной, наказанным водителем, обгоревшей и похмельной командой.

Он зевнул. Наверное, будет вечеринка, когда с гонок вернутся остальные участники, шумная вечеринка с разбитыми стаканами, истошными воплями и, конечно, с дракой. И, вероятно, придет жена британского консула или вице-губернатора – он не мог вспомнить точно, – которая танцевала с ним перед званым обедом прошлым вечером. Дайана, Дейдр, Дебора? Этого он тоже не помнил. Зато на память пришло, как она попросила его, легко, словно речь шла о передаче посылки в Штаты:

– Не мог бы ты увести меня куда-нибудь? Он вернется через час. У него слабые легкие.

Под «ним» подразумевался муж, который, помимо слабых легких, имел очень слабую власть над женой.

– С удовольствием бы, – ответил Пол, – но я всю ночь должен провести возле капризной гоночной машины.

В ее глазах стали появляться раздражение и неприязнь. Он добавил: – В какой-то мере я отвечаю за жизнь этих людей.

Ее глаза сразу же простили его. Поскольку она серьезно относилась к сексу, то не могла с легкостью говорить о смерти.

Пол задремал. Где-то внизу, в холле, хлопнула дверь. Люди начали возвращаться с трассы. Вдруг он почувствовал знакомый запах хороших французских духов и очнулся. Дверь его комнаты открылась. Вошла жена консула.

– Привет, – сказал Пол, по-прежнему не имея понятия, как ее зовут.

Женщина была в набивном шифоновом платье с меховым боа, которое она тут же бросила на стул, словно желая поскорее избавиться от униформы правящего класса. Туда же отправились и серьги. Скинув туфли, она спросила:

– Есть здесь что-нибудь выпить?

Пол указал на бутылку, стоящую на столе.

– Прекрасно, – сказала она, направляясь к столу и щедро наливая себе. Она протянула бокал в его сторону. Пол отрицательно покачал головой. Женщина вернулась и села к нему на кровать.

– Я видела, как ты ушел, и сказала своим, что должна забрать детей. Теперь у меня есть два часа. И я всегда могу позвонить Иену и сослаться на пробки. О, боже, как жарко! Извини меня, я сниму этот чертов пояс.

Она встала и изящным движением извлекла из-под платья маленькую эластичную ленту, чулки соскользнули по ее ногам.

– Ты в таком жутком настроении из-за машины? Я тебя утомляю?

– Только самым приятным образом, – улыбаясь произнес Пол. Он встал с кровати и поднял ее платье до бедер. – Оно снимается через верх или низ?

– Через верх. Подожди, сейчас расстегну.

Спустя некоторое время они спокойно лежали, захваченные внезапно подкравшейся темнотой субтропиков, прислушиваясь к нарастающему в отеле шуму. Люди возвращались с гонок, и нетрудно было понять, кто победил. Громкие тенора техасцев легко проникали сквозь толстые стены.

Она взяла со столика часы, посмотрела на них и вздохнула.

– Боюсь, что мне действительно пора.

– Очень хорошо, что ты пришла, – сказал Пол. – Кроме шуток, я чувствовал себя мерзко.

– Я так и думала. Хотя нет нужды говорить, что я здесь не только поэтому. – И потом добавила: – Мне нравятся американцы. Но ты не похож на большинство из них. По крайней мере ни на одного из тех, кого я знаю.

Она вся задрожала, когда Пол погладил ее.

– Да? На кого же я похож?

– Милый, продолжай. Пожалуйста, не останавливайся.

Он ласкал ее до тех пор, пока она, наконец, не прошептала с облегчением:

– Я погибла, совсем, совсем погибла.

– Ты говоришь, что я не похож на большинство американцев, но не сказала почему.

– Разве? – ее голос был сонным и мягким. – Думаю, вот почему. Я должна была уйти несколько часов назад. Меня ждет страшный скандал.

Она приподнялась на локте и, взглянув на Пола, опять откинулась на подушки.