Бертон Уол - Высшее общество

– Тебе следовало выгнать меня. Выкинуть отсюда.

– Нет, до тех пор, пока не ответишь мне, – сказал он.

Она улыбнулась.

– Ты очень много знаешь. Ты тактичен. Ты довольно долго жил за границей. Не в смысле «слишком долго», а просто ты стал другим, ну, потерял, что ли, свое национальное простодушие. Могу я спросить тебя кое о чем?

– Спросить можешь, хотя я могу и не ответить.

– Ты, случайно, не еврей?

– Сначала скажи мне, что ты думаешь о евреях.

– Я не знаю точно, но, честно говоря, я не испытываю к ним особой симпатии. Так меня воспитали. И ничего тут не поделаешь.

– А сейчас? – спросил Пол. Она пожала плечами.

– Правда, не знаю. Я знакома с несколькими евреями, прекрасные, полные жизни люди. Но трудно забыть все, чему тебя учили в молодости. Можно смеяться над этим или стыдиться этого. Можно противиться. Но нельзя совсем забыть. Я несу вздор?

– Не знаю, – мрачно отозвался Пол.

– Ты не ответил. Ты…

– Еврей ли я?

– Да.

– Нет.

Пол положил руку ей на грудь и начал гладить коралловый сосок, устыдившись своих слов перед его обезоруживающей невинностью и зная, что эту ложь он произнес в последний раз.

Позже, после обеда, он сидел с ней и ее мужем Иеном за отдельным столиком и медленно потягивал вино, в то время как вечеринка в другом конце зала набирала обороты. Оказалось, что ее зовут Делия, – теперь он никогда не забудет ее имени. Она с поразительным проворством позвонила своему мужу, – свежая после душа, лишь с полотенцем, наброшенным на плечи, – и выдала ему нагромождения хитро сплетенной лжи. Тут же, на ходу, было придумано приглашение на обед от Пола. Обед закончился, и они сидели, трое симпатичных благовоспитанных людей, обмениваясь пошлыми, откровенными анекдотами, ставшими неотъемлемой частью цивилизованного общения. Время от времени они понимающе поглядывали на кривлянье в другой стороне зала, и иллюзия, взаимный гипноз, оказались такими реальными, что Пол быстро забыл обстоятельства появления багрового кровоподтека на шее Делии – он просто через некоторое время перестал для него существовать. А для Иена, он был уверен в этом, синяк не существовал и раньше. Он находил Иена обманчиво мягким парнем, в характере которого едва угадывалась закаленная сталь – пружина старых часов или жесткая проволока, – которая поранит вас, если вы сожмете ее слишком сильно.

И вдруг молодой Фернандес с его каштановыми кудрями, позолоченными солнцем (и, как подозревал Пол, подкрашенными) тонкий и гибкий, как бамбуковая поросль, представил им огромную светловолосую глыбу – девушку, которая выглядела так, как будто сошла с опоры моста.

– Я хочу познакомить вас с Джоанной-Мэй Детвейлер, – начал Фернандес, но продолжить не сумел.

– Сзади! – заорал Пол, не успевая сделать что-либо, а лишь для того, чтобы как-то предупредить Фернандеса, глупо вытаращившего глаза, когда стул разбился об его голову.

К счастью, это был видавший виды стул с плетеным камышовым сиденьем, поэтому, когда Фернандес упал, Пол заметил, что, несмотря на удар и стул на плечах, взгляд его был осмысленным. Пол вскочил на ноги и ухватил техасца за грудки, но тот с размаху ударил его в лоб. Пол тут же упал и так и остался бы лежать под столом, где было хорошо и спокойно, если бы техасец не прорычал:

– Достали вы меня! Я отучу вас всех от ваших рокерских повадок. Катитесь отсюда к своим итальянским бабам.

Пол ударил техасца сбоку ногой по колену. Этого было достаточно. Парень зашатался и замахал руками, пытаясь сохранить равновесие. Выкарабкавшись из-под стола, Пол увидел перед собой огромный, как пороховой бочонок, незащищенный живот и изо всех сил влепил по нему. Техасец согнулся. Не думая о том, что может повредить руку об острый подбородок, Пол врезал снизу в челюсть и удовлетворенно хмыкнул, услышав, как хрустнула кость.

Не успел первый техасец опуститься на пол, как внезапно рядом появились другие. Краем глаза Пол заметил, как Делия и ее муж исчезают в двери, ведущей на террасу. Хорошо. Им будет что весело вспоминать через несколько лет. Фернандес уже освободился от стула, встал на ноги и со свистом метал тяжелые тарелки в нападавших, а те окатили его содовой водой из сифонов, а затем пустили в ход и сами сифоны.

Крупный детина схватил Пола за руку, к счастью, у плеча. Пол ударил его, голова противника мотнулась назад, но и рука онемела. К ним бросился коротышка и, пока Пол выбирал, лягнуть ногой коротышку или сцепиться с высоким, чертов недомерок ударил его коленом в пах, и он стал падать. Детина было замахнулся, но затем передумал и ухватил Пола за горло. Пол вонзил зубы в его руку со всей силой, какую только могли выдержать челюсти. Рот заполнил вкус соли и табака.

Послышались свистки полицейских, пыл дерущихся охладел, и каждый почувствовал себя неуютно, словно в ознобе, как если бы пришла зима.

Украдкой Пол выплюнул лоскут кожи с большого пальца техасца. Тот убрал руки с его горла, Пол повернулся и увидел Фернандеса, верхом восседавшего на ком-то: он методично поднимал за волосы голову противника и давал ей свободно опускаться на пол. «Хороший парень, этот Фернандес, – подумал Пол, улыбаясь, – и всего-то ему двадцать три». После чего сполз на пол лицом вниз.

На следующий день в самолете до Лос-Анджелеса Пол сидел позади Фернандеса и всю дорогу молчал. Полицейские оказались очень сговорчивыми ребятами и никого не арестовали. Служащие отеля тоже не стали шуметь, а просто выставили счет. Протрезвевшие к этому времени и сконфуженные техасцы повели себя честно, уплатив безо всякого свою долю и даже предложив Фернандесу вставить ему новый зуб. Фернандес высокомерно отказался, хотя позднее, когда они остались одни, горько плакал о потере. И сейчас он сидел, отвернувшись к окну с носовым платком в руке, прикрывая рот, а Пол мог видеть его все еще опухшие и полные слез глаза. Пол похлопал его по ноге. Фернандесу будет нелегко пережить потерю одного из его прекрасных зубов.

– Послушай, Пако, забудь об этом. Когда мы приедем домой, я позвоню своему дантисту. Босс заплатит.

Фернандес невнятно пробормотал самое грязное, какое только смог вспомнить, испанское ругательство и надолго умолк.

Пол улыбнулся и закрыл глаза. Да, подобное выражение, высказанное вслух, может успокоить душу мужчины.

– Скази-ка мне, – вдруг спросил Фернандес. Понимать его было труднее, чем обычно, так как слова с присвистом проходили через дырку от выбитого зуба и застревали в складках носового платка. – Почему, черт восьми, ты влес в эту драку? Неузели ты думал, что я не справлюсь с ним?

Ну, что ты. Я знал, что справишься. Я только подумал, что давненько я не участвовал в хорошей потасовке. А тогда, почему бы и нет?