Лев Сокольников - Прогулки с бесом, или Gott mit uns!

Почему бы ещё не подождать столько? Не потерпеть? Почему вполне сознательно, а местами даже и с удовольствием, "сдаю" отца на осуждение "широкой общественности"? Рассказами о служении отца врагам позволяю "широкой общественности" думать:

— "Твой отец был коллаборационистом, а мой — героем и стойким защитником отечества от врагов"! — почему бы не дать повод испытать гордость за предков? Они разными способами делали одно дело: спасали потомство от гибели.

Рассказы — не гордость моей биографии, так почему бы не "помалкивать в тряпочку"? Для чего делать "разъяснения и дополнения тому, что прошло когда-то мимо "Конторы Глубокого Бурения"? Не заболел ли ужасным видом предательства: "сдача органам близких людей"? Или это особая форма эксгибиционизма? Или это всё "дело лап" моего беса? Пожалуй!

— Делаю разъяснение: прошлое служение отца врагам — "детский лепет" в сравнении с сегодняшней "картиной жизни". Отец "живот детей" спасал, за минимальные "блага" врагам служил, "несмываемый" позор наживал, а на сегодня такие простаки, как твой родитель, вызывают кривую ухмылку на многих физиономиях. Твои переживания за далёкое прошлое отца могут происходить от зависти: когда видишь героев прошлой войны, то и тебе хочется быть "в славной когорте победителей", но хватает ума понять, что "героического" места в прошлом для тебя нет. Отсюда всё и течёт. Ваше устройство такое, что если куда-то хочется, но ходу нет, то вы это место объявляете "плохим" и "уходите в оппозицию". Приём древний, его применяют до сего дня "солидные" люди! А ты — так, мелочь… — ах, мой милый бесик, как ты добр ко мне!

Часто вижу, что написанное "ни в какие ворота не лезет", но отказаться от сказанного не могу даже тогда, когда бес согласен "отозвать исковое заявление". Явление имеет название "подмена бесовского личным" и по совокупности всё изложенное подпадает под статью "сговор".

Дать ясные и исчерпывающие ответы о своём прошлом "с субъективных позиций" побудили многие причины, но сказать, какая была главной — не могу… хотя, нет, была одна, и, возможно, она-то и вынудила заняться увязыванием знакомых слов в предложения. Причин могло быть и больше, все разные и неповторимые, но первой всё же остаётся одна: бес! Это он был главным совратителем на клевету о "нашем великом прошлом" и все "выпады" — не мои, это всё его "наущения".

Но первый шаг к "писательской пропасти" был совершён без участия беса и в благословенные времена "торжества социализма в отдельно взятой стране".

Началось с того, что товарищ по работе "на бытовой почве, находясь в состоянии алкогольного опьянения режущим предметом собственного изготовления, кухонным ножом, нанёс телесные повреждения супруге в виде колото-резаных ран" — следовала фамилия пострадавшей. Сам "преступник" утверждал, что рана была всего одна и "колотая". Иных не было.

Милицейские протоколы во все времена оставались "объективными и правдивыми документами". Иных не было, не заводили. И тогда в протоколе упоминались "мягкие ткани", кои повредил товарищ жене. По приходе в себя, товарищ погрузился в состояние глубокого смущения после того, как ему объяснили, какие части тела супруги называются "мягкими", и что тыкать в них кухонным ножом — не дело! Она состоит из "мягких тканей", но наиболее мягкими для "выпившего лишнее товарища", тогда оказались неприличные для упоминания места. Мысль о возможной отсидки "за причинение телесных повреждений" не так угнетала "дебошира", как факт повреждения "мягких тканей" тела жены.

Вмешалась медицина. Уголовные дела, что произрастали в отечестве нашем на бытовой почве, как правило, без медицины не обходились. Крайне грубые, дикие и отсталые члены "советского общества" резали "мягкие ткани" — медицина порезы зашивала, зашив — "производила запись о проделанной работе", записав — уведомляла "органы" о резаном и колотом. Простая схема, проще не бывало.

К написанному медициной документу, "органы охраны порядка" добавляли замечания, и рождалось "дело". Таким образом, сами того не желая, работники медицины, помогая страдающим, оказывались первыми "у истоков уголовных дел". "Акушеры", "повивальные бабки". Конец цикла.

Ныне наблюдается явный "прогресс": на экранах "дурацких" ящиков зрителям сомнительных фильмов показывают операции по "удалению инородных тел" из тел героев и не совсем таковых. Что-то схожее с подпольным (без регистрации) лечением гонореи у высокого начальника.

В медицине, как и в юриспруденции, всё должно быть точно описано. Тогдашняя рана в "истории болезни" пострадавшей поминалась, как "колото-резаная". Почему рана попала в протокол под двойной фамилией — милиция не дала объяснений. Если бы рана упоминалась в милицейских документах как "колотая", то её можно было квалифицировать, как "неосторожное обращение с колющими предметами", и "возбуждение уголовного дела" пролетело бы над головой коллеги. В таком случае и я бы никогда не "вдохнул воздух судебных заседаний" и не выступил в благородной роли "общественного защитника".

Перед коллегой по работе маячил реальный срок заключения по статьям:

а) "изготовление холодного оружия",

б) "применение оного из хулиганских побуждений в состоянии алкогольного опьянения". Последний параграф был "отягчающим вину обстоятельством": в стране на то время возвышался "пик борьбы с бытовым пьянством" На борьбу с пьянством на производстве сил у страны уже не оставалось.

Следствие было пустяковым, "дознание по делу" коротким потому, что никто и ничего не скрывал. Налицо была унылая "бытовуха" и материала на телевизионный сериал, кои только входили в моду, явно не хватало. "Справедливую Судейскую" машину на явно слабое "дело" можно было вообще не запускать, а "дело" "спустить на тормозах": ко времени, когда товарищу пришла очередь "держать ответ за содеянное", обиженная супруга простила ему дурное обращение с её телом. Почему простила? Или потому, что рана телесная была не столь глубокой, чтобы основательно портить супругу биографию, или у неё были другие соображения, но семейные отношения к началу процесса пребывали в стадии "полного замирения". И супруг вступил в "полосу стойкой ремиссии" на выпивку, как сказал бы человек с медицинским образованием любой степени.

К тому моменту на филейной части тела супруги в районе "четвёртого верхнего квадранта левой ягодицы" остался пустяковый след размером всего в два операционных шва. Каких размеров остался след в душе супруги и как долго он "бередил душу" — такие ненужности милицейские протоколы прошлого не отражали. Делают такое ныне?

Результатом переживаний супруги был отказ от "судебного преследования" своей второй половины. Это было чисто женское решение: своя жена не должна сажать собственного мужа!