Лев Сокольников - Polska

Глава 23. "Исход", а какой по счёту — трудно сказать.

Слабость, слабость, проклятая тифозная, слабость медленно покидала тело! Упиралась, сопротивлялась, совсем, как война! Но уходила…

Ничего не могу сказать о том, когда заболела старшая сестра. И её поместили в тот католический госпиталь, и уложили на ту кровать, где лежал я. И её возвращали к жизни славные польские медики. Кто они?

Должен сказать, что мой и сестры организмы — "один к одному". Мы появились в свет с разницей в четыре года, но все болячки у нас одинаковы. Не было такой заразы, коей мы не делились "по-братски". Нам нужно было родиться двойняшками, но почему такое не случилось — знать не дано. Мы ухитрялись болеть такими болезнями, коими и делиться было невозможно. Но такое выяснилось с возрастом, а тогда, или из "солидарности", или от нежелания отставать от меня, но и сестра захотела испытать прелести тифозного бреда. При тифе только чистая постель и уход представляют интерес, а всё остальное — ерунда, мелочь. Если бы кто-то сказал в самом начале болезни, что ожидает чистая постель и внимание святых, добрых женщин в госпитале, то все ужасы от наезда жерновов в моём бреду были бы на половину меньше!

Истинные католички носили нас, детей, в подвал спасться от налётов советской авиации, а лагерь разбегался. Пустел. Но странно: оставалась малая часть народа, кои никуда не спешили. Сидели в бараках и чего-то ждали.

Сколько мы пробыли в опустевшем лагере — не помню, но о том, как кто-то из "перемещённых лиц" сказал:

— Малого пивом поить нужно… Быстро оклемается и вес набёрёт! — совет исходил явно не от женщины.

Совет был принят и отец добыл пива. В только что в освобождённом от врагов польском городе Люблине — и пиво! Поляки, можно думать, что вы плевали на оккупантов, занимались пивоварением, и после ухода немцев вам не нужно было "восстанавливать пивоварение"!? Или по молодости годков своих чего-то проглядел и не понял?

Но как бы там не было — пиво нашлось. Сегодня бы сказал о тогдашнем пиве:

— Свежее! — а тогда первый глоток небесного и вечного напитка показался отвратно горьким! Чтобы как-то нейтрализовать пивную горечь, мать подсыпала сахару…

"…и зело охмелел отрок, и валялся в глубоком сне не малое время… И думали родители в его строну:

— Перебрал…"

Кто может похвастать таким детством? Кто похвалится, тем, что в девять лет пил польское свежее пиво с сахаром? На другой день после ухода извечных врагом полякам?

Или пиво, или что-то другое меня "поднимало на ноги", но я креп день ото дня. И в лагере впервые, и на всю жизнь, всего один раз, вкусил маринованных устриц. Первых и единственных. Удивительный продукт! Где отец раздобыл их — тайна! Возможно, что заработал.

В оккупированной Польше маринованные устрицы!? Поляки, вечные и бессмертные поляки, вы, что рехнулись!? Таинственное поляки, откуда появились устрицы в маринаде на другой день после изгнания врагов!?

Пою гимн пиву: раннее знакомство с пивом не превратило меня в алкоголика потому, что в напитке "с малым содержанием алкоголя" ничего, кроме горечи, не нашёл. Не "вспыхнула любовь жарким костром" к пиву — и всё тут! Мать сахар в пиво подсыпала, но любовь всё же не рождалась, и на этом моё приобщение к великому напитку закончилось. Но должен признать: кратковременное потребление пива сделало своё дело: у меня появился аппетит. Проснулся. Пиво будит аппетит у дохляков, как я, и такую работу оно выполняет прекрасно!

…и только через восемь лет после знакомства с пивом в лагере, состоялась вторая встреча с великим напитком!

Встреча произошла на вокзальном перроне большого уральского города, куда приехал из провинции на том же Урале. Областной город с четырьмя сотнями тысяч жителей для обитателя какого-нибудь районного центра с тремя тысячами жителей — "столица". В "посёлке городского типа" на Урале, где прожил тринадцать лет, пивоварни в первые послевоенные годы не было, и наслаждаться пивом мог позволить себе только областной центр…

…а в нём ларёк с пивом на перроне вокзала, и как только сошёл с поезда и двинулся на выход в город, так тут же, как в древности, по ноздрям ударил забытый запах! Аромат пива, кое когда-то пытались влить родители в лагере, и бесподобный аромат на перроне вокзала областного города, были абсолютно одинаковыми! Не знаю, что тогда со мной произошло, но я ринулся к ларьку, попросил налить пива, и, держа кружку двумя руками, "залпом", без передышки, вылил содержимое пивной посудины в себя!

Что же со мной произошло? Получалось, что восемь лет любил пиво, не зная об этом!? Оказывается, что мои "прикладывания" к божественному напитку в лагере всё же оставили след? Глубокий след! Ничто не проходит без следа и свидетельство этой истины — моя любовь к пиву и до сего дня.

И опять поляки не дают покоя: панове, как и откуда, какими чудесами, у вас появилось пиво через пару дней после изгнания врагов!? Или оно у вас и не пропадало?

Моё нынешнее потребление пива равняется не более двум кружкам в неделю. Иногда — трём. В пивной. Пить пиво дома из купленной бутылки — не питие пива, это издевательство и глум над божественным напитком! Нанесение оскорбления пиву! Страшная обида пиву! Настоящее пиво может быть только в большой пол литровой кружке и в компании людей, любящих пиво! Пока кружка наполняется пивом — можно изойти на большую слюну, если впереди есть очередь из трёх человек! А посему никогда не наблюдайте за процессом наполнения пивной посудины благородным напитком: "большая пивная слюна" очень свободно может задушить истинного любителя пива!

Получив чашу с напитком, сажусь за стол и не ставлю кружку рядом, но тут же прикладываюсь к её краю! О, божественный миг встречи губ с пеной! Пену сдувают только извращенцы, а я такое не делаю.

Пьяницы! Не сдувайте пену, принимайте её пивными утробами своими, в пене очень много воздуха, кислорода, а кислород полезен нашим порченным "мешкам для приёма жратвы"…

…пробившись губами к пивной глади сквозь "шапку" пены, делаю три добрых, глубоких, "чувственных" и жадных глотка, настолько глубоких, насколько хватает моего горла!

… и только потом ставлю ёмкость с пивом на стол: встреча состоялась, можно и "перевести дух". Все мгновения, что проходили до первых трёх глотков каким-то непонятным образом тормозят моё дыхание, и только после пивного водопада в желудок дыхание приходит в норму. Всё, наслаждение получено! Вторая половина кружки выпивается по чисто "экономическим" соображениям: не оставлять же её недопитой!? За неё заплачено!

Вернусь в лагерь: если бы я тогда имел представление о графиках, то своё возвращение в жизнь изобразил бы круто восходящей линией. Лагерь не охранялся, и начались мои вылазки в прилегающие улицы.