Лев Сокольников - Polska

Или написать в популярную телепередачу "Ожидание" с просьбой разыскать пани Ядвигу? Популярная контора обязательно потребует максимум информации о пани Язе, кою не могу дать. Ведь "Ядвига" — фантазия, имя у польской девочки может быть иным! А вдруг её зовут "Квета"? Что значит "цветок"? Или "Кшися"? Ведь передача потребует исходные данные для поиска, а я не хочу их никому выдавать: моя Язя, пусть и придуманная, только моя память. И что скажу пани Язе, если найдут её? Напомню о том, как мы валялись в одной тифозной палате католического госпиталя в славном городе Люблине одноименного воеводства? И о том, как пришла первая любовь к польской девочке? И что любовь была половинчатой? Каяться в том, что не угостил черешней, но отдал то, что не мог проглотить сам: "склянки"? И она об этом не знала? Откуда было взяться любви к паненке Язе, если вся любовь, без остатка, вначале была отдана вражеской авиации, а потом — паровозу неизвестной национальности? Пожалуй, всё же русскому? серии "ОВ"? Как мог любить Язю, зная пяток не основных слов в польском языке? Без главного слова "кохаю"? И столько знала паненка Язя из русского языка?

И всё же мне, полудохлому, с надеждой на выздоровление, хватало восторга души, что испытывал, когда смотрел в её глаза!

Мало одного любования глазами польской девочки в восемь лет? Много! Настолько много, что, пожалуй и выжил потому, что любовался её глазами…

Медицинские работники всех стран! Содержите разнополых больных детей в одной палате! И так, чтобы они могли видеть глаза друг друга! Люди, не соединяйтесь в моменты, когда у вас всё хорошо и полное житейское благополучие, как нимб святого, сияет над вашей головой! Помните, что всё "хорошее" может кончиться неожиданным образом, и что тогда будет с вашей любовью? Если полюбил Язю, когда подыхал от укуса тифозной вши, то, что могло быть со мной после выздоровления? Угрожала асфиксия от любви к польской девочке?

А что? Есть организации, кои по нашей прихоти ищут людей по всему белому свету. Верю, разыщут девочку, имени которой не знаю, но сыщикам для поисков хватит указания места и обстоятельств нашей встречи: госпиталь.

Представляю:

— Нашли! Что вы хотите ей сказать?

— Слова любви пане Ядвиге! — почему-то думается, что её так звали…

"Польско мову не разумеем" — остаётся переводчик… Вот оно: переводчик с русского на польский в конце жизни!? Самое нелепое, что может быть между разноязычными людьми — это объяснение в любви через переводчика!

Моё, и только моё объяснение: если мысленно адресую слова любви женщине — цена моим словам громадная, неизмеримая, вечная, прочная, неизменная… Если эти слова скажу голосом, "озвучу" — цена самых великих наших слов уменьшится на половину, если их услышит кто-то посторонний — останется одна треть их цены, если в объяснение вмешается переводчик — тогда изначально прекрасные, вечные дорогие и основные слова нашей жизни полностью обесценятся!

Промолчи и о любви к польской девочке с неизвестным именем, забудь её…если сможешь…

Смогу… если сны о Polska перестанут навещать меня. Оставят в покое. Удивительные сны, не уступающие самым красивым фильмам всего света!

Но сны не о прошлом, из прошлого не приходит ни единого "сонного кадра", сны новые, современные и необъяснимые. Первый и главный сон времён "железного занавеса", никак не хочет забываться ни единой деталью:

небольшой и приятный городок на высоком берегу реки. Река широкая и протекает где-то внизу, под обрывом…Улица стандартной ширины, мощёная булыжником. Удивительно для сна: цвет булыжников помню: серый. Дома красивые, старинные. Стою на тротуаре, а впереди по правой стороне, над рекой — высокий дом, выкрашенный в бордовый цвет. Знаю, что в доме польские находятся польские пограничники. Раскрашенный красным и белым шлагбаум перекрывает улицу:

"Понятно! Граница… За шлагбаумом кончается Польша и начинается что-то другое", но что — сон не объясняет. Наяву такой бы трудности не было, за Польшей на западе — Германия, а вот сон…

Хоть умри, но пройти за шлагбаум нужно! Зачем, для чего — не знаю, и от такой неизвестности тоска сдавливает грудь. Сон не задаёт вопросов: "Что забыл за шлагбаумом!? Что там ищешь, что нужно"? — разве только подойти к шлагбауму с "нейтральным" лицом и прогуливаться вдоль него? Нет, не получится: пограничники следят за мной, они не дураки — чьи пограничники могли следить за мной — сон не давал пояснений. У шлагбаума никого нет, улица пустынна…

А что, если… рвануть к перегораживающему устройству, быстро подлезть под него и бежать вдоль улицы в пространство за шлагбаумом!? И прижиматься к стенам зданий!? Но не так, как когда-то бежал выпивший парень в реальности!? Тогда, в лагере! В неизвестность, что так манит! Успеет кто-то из пограничников выбежать из караульного помещения и выпустить по моим ногам пяток зарядов? "Теоретически" знаю, как нужно бежать от людей с винтовками, но ранее никогда не бегал! Ни пора ли переходить к практике!? — если не бегал в реальности когда-то, то, как побегу в сон?

… и вижу: за спиной, в отдалении, в глубине улицы, движется группа детей строем, и с ними — молодая и красивая воспитательница:

"Да ведь это Язя! Выросла, в настоящую польскую красавицу превратилась! Это не та остриженная девочка в платочке из госпиталя! Язенька, девочка, мне необходимо уйти в пространство за шлагбаумом! Если не уйду — умру перед преградой, сердце остановится! — Язя ничего не сказала словами, но, как бывает только во снах, дала команду:

— Держись естественно и спокойно! Ты — наш старший воспитатель и дожидаешься нас, чтобы проводить на ту сторону" — недавнее отчаянье "попался, возьмут!" сменилось радостью! Пристраиваюсь в "хвост" группы и уверенно иду к шлагбауму…

Кто дарит сны? Откуда и для чего приходят такие ясные и понятные картины? Ведь в реальности никогда не оформлял визу в Польшу, даже не мечтал посетить место "боевой и трудовой славы"… пересыльный лагерь номер шесть в польском городе Люблине одноименного воеводства? Лагерь недалеко от станции… Откуда подробности: помню лицо пожилого поляка, что на понятном русском языке журил за плохое поведение в посольском саду, где я сидел на гранитном блоке, что был не выше колена:

— Проше пана, почему нельзя сидеть на сооружении?

— Побачьте… — пожилой поляк указал на одну из сторон плиты, где на чёрном, с искрой, граните золотом были изображены непонятные знаки:

"а-а-а, вот оно что: это имена погибших "жолнежей вольношти…". То так: сидеть задом на их именах — нехорошо!" — пришла догадка. Но где и когда погибших — сон не дал объяснения…

конец второй части "Дороги проклятых".