Лев Сокольников - Тётя Mina

Спустя три года она появилась на улице из своего сна. И я последую за ней.

Глава 9. Германия.

Начало трудовой деятельности. Первые конфликты.

Чёртова немецкая мораль! Русская женщина ставит свои условия, и они с ней соглашаются: "вы желаете послужить Рейху? Bite, мы приветствуем такое ваше стремление. С условием, чтобы молодой человек с внешностью еврея непременно был с вами? Пожалуйста! Лишние рабочие руки Рейху не помешают!"

"…шла война, я ехала в чужую страну, со мной еврей-подросток, языка не знала, но во мне была какая-то необъяснимая уверенность в том, что ни с Марком, ни со мной ничего плохого не произойдёт"

Нет описания того, как они ехали. Что это был за транспорт, в котором их везли? Что не пассажирские вагоны класса "люкс" — так это точно, в вагонах класса "люкс" рабов с Востока тогда не перевозили.

В Германии приезжих поместили в карантин, но он был коротким. Вымыли в бане, проверили на вшивость. И опять нет ни единого слова о том, каким было содержание рабочих в карантине, и сколько он продолжался. Чем питались, как спали, да и вообще как проходило время у "рабов с Востока"?

"…после карантина нас повели на биржу для рабочих. На наше "счастье" определили нас работать у бауэра… Более лютых и звероподобных созданий ни раньше, ни позже я не видела…

… и в этом месте она сразу даёт название землевладельцу: "фашист". Такое определение должно было родиться в её сознании через какое-то время общения с немецким помещиком и по причине, но не сразу. Но когда рассказчица уже перед изложением работы и проживания у бауэра так его определяет — причины тому могли быть. Тётушка о фашизме, как об учении, абсолютно ничего не знала, и "фашист", как таковой для неё, да и для основной массы граждан нашего отечества — крайне отвратительный и, в основном, жестокий человек.

"…был не лучше наших помещиков, о которых в литературе много сказано. И было в хозяйстве, куда нас направили, восемь коров, две лошади, несчитанное количество свиней, гусей, индюшек и кур. Был у бауэра и трактор. По всему периметру загона для коров росли фруктовые деревья, фруктовому саду и конца не было… У них вдоль шоссе фруктовые деревья растут. Было нас рабочих: француз из пленных, поляк я и Марк. Была ещё и девушка, полька, но как мы прибыли, то она на третий день сбежала от бауэра. Весь гнев этого зверя почему-то обрушился на меня… Жили мы в пристройке.

Бог ты мой! С самой ранней зори нас поднимали, ещё темно бывало, кормили лёгким немецким завтраком — кофе и бутерброды, и марш арбайтен! до темноты. Громадные поля были засеянные брюквой, свеклой, капустой кольраби, цветной капустой, горохом. Всего не перечесть. И зерно выращивал. Утром я доила коров, но дойка долго у меня не получалось, с горем пополам, но всё же научилась. Выполним всю работу в усадьбе — марш на поля работать, не разгибая спины. И постоянно бауэр торчал рядом, отдыхали тогда, когда он уедет. Такое бывало, когда солнце начинало припекать, он не выдерживал жары и уезжал в усадьбу. Валились с ног и мы кто где находил место, и отдыхали до тех пор, пока нас не поднимал "сторож" — маленькая хозяйская собачонка Топи, брехливое и глупое создание. Когда он выходил из дома, то она впереди бежала и всегда от радости лаяла. Мы знали: "кормилец" идёт, нужно подниматься и что-то делать. Так он догадался, что его Топпи нам сигнал подаёт, стал её запирать дома. Была ещё другая собачка, она приходила к Топпи играть, так он её застрелил, а Максима заставил закопать. Жаден был, расчётлив и кормил нас так, чтобы мы не "протянули ноги" Утром и вечером пересчитывал живность, знал сколько литров молока даёт каждая корова в любом месяце года…"

Первое упоминание о смене имени "Марк" на "Максим" "Марк" в Германии тогда был опасен. Тётушка варьирует имена "Макс" и "Марк" в зависимости от обстановки.

"… так мы работали, и заработанное питание меня ело, а не я его. Марк, как всякий мальчишка на его месте, быстро и сносно освоил язык, стал понимать немецкий, я же — ни слова, если не считать простых и необходимых слов…"

Удивительное явление: почему одни из нас, очутившись волею Судьбы среди иноязычного народа, пытаются, хотя бы немного, освоить из языка того народа, а иные — нет? Мой отец работал на немцев, но ни единого немецкого слова я от него не слышал. Загадка.

И на них навалился чесоточный клещ. Откуда взялся чесоточный клещ в чистоплотной Германии — это нужно исследовать. О кожных паразитах человека знала тётя, а вот бауэр о них и не догадывался:

"работали мы до позднего вечера, а ночью спать не можем: чесотка раздирала наши руки в кровь. Утром опять на поле, под зной, сил наших нет! Обратились к хозяину, показываем руки и говорим, что это нехорошая болезнь, что это болезнь от грязи:

— Найн, найн! Это есть болезнь от солнца! Майн кляйне зон тоже имеет такую болезнь! — как дураку объяснить, что нужно лечить нас? Надумала припугнуть его:

— Нельзя меня пускать к коровам, могу им вымя заразить!

Нас никуда не выпускали без надзора. Если и посылал нас хлеб получать, то всегда кто-то из его детей сопровождал нас: или сын, или девка лет десяти. Тюрьма — да и только!"

Как чесотка оказалась на руках у рабочих с Востока? Откуда? Её привезли? Или она была местная? Чьи знания были выше? Полнее? Малограмотная женщина с Востока знала о чесотке, немец бауэр — ничего: "это у вас от солнца!"

"И написать некуда. А если на биржу!?" — и тётушка пишет письмо на биржу с просьбой перевести её с Марком на другое место работы. Когда письмо было написано без выбора выражений в адрес работодателя, то

"…письмо решила отдать почтальону и однажды утром стала его поджидать.

Почтальон появился в усадьбе, я тайком вручила ему послание с оплатой трудов в размере одной рейхсмарки…"

но попалась: бауэр видел момент передачи письма почтальону и перехватил депешу. Стал выяснять, куда она хотела отправить послание? Тётушка обманула бауэра заявив, что письмо она написала на родину, на что тут же получила вопрос: почему тогда письмо без адреса?

"…а он отнял письмо у почтальона, стоит, играет письмом и на меня смотрит. "Ну, теперь он меня съест!" — и следом мысль: "Может и подавится!" — злость меня охватила страшная, выхватила письмо из его рук и спрятала на груди под платье. Бауэр захлопал глазами, покраснел и залопотал что-то о "русишен фрау" "Э, чёрт с тобой, ругайся, письмо не порвал, беда миновала!"

Так это письмо и пролежало до осени, а осенью за фруктами к бауэру приехал начальник биржи. Мне об этом Максим сказал, он уже хорошо их разговор понимал"

Сцена передачи письма начальнику биржи кинематографическая: когда начальник собрался отбыть и стоял рядом с машиной, то тётя, держа письмо в кармане фартука, направилась к начальнику, быстро подошла и сунула послание ему в карман. Начальник очень удивился и спросил, что всё это значит? Тётушка помянула русского переводчика на бирже и сказала, что он, переводчик, разберётся. Начальник понял, что она хочет сделать какое-то заявление, и не стал возражать: