Михаил Угаров - Море. Сосны

– С кем была? Когда? – быстро спросил ее самый взрослый.

– С Юрасиком. Прошлым летом.

– А он кто? – спросила некрасивая девушка, указывая на Виктора.

– Он – никто. Он со мной.

– Красивый, – сказала некрасивая.

И даже не улыбнулась на это. Просто отметила факт, и все.

На плоском камне горел костер.

Дым от костра сначала шел по отвесной стене вверх, но потом, натолкнувшись на широкий каменный козырек скалы, заворачивал вбок. Дальше шел он горизонтально, потом уходил в глубокую расщелину. А оттуда дым развеивается боковым ветром, идущим сильным потоком вдоль утеса.

В этом и вся хитрость – дыма сверху практически никогда не было видно.

Обитатели запретного пляжа впервые ели горячий суп.

– Спать будешь с нами в мужской палатке, – сказал Виктору взрослый дядька. – Она (указывая на Лику) в женской, у нас так.

– А вон третья палатка, – сказала Лика.

– А третья палатка просто так стоит, – сказала некрасивая девушка.

– Меня зовут Виктором, а она – Лика, – улыбаясь, сказал Виктор.

Взрослый дядька хлопнул ладонью по спине Виктора и сказал:

– Стендап меня зовут. Что означает “встать!”.

Виктору протянул руку красивый парень в яркой петушиной рубашке и красных шортах.

– Элик, – назвался он.

– О! Электрон? – обрадовался Виктор, а сам подумал: “Стиляга, наверное”.

Невнятный и невзрачный парень назвал себя:

– Гоухоум. Означает “иди домой”. Но это ничего не значит, не так буквально.

– Меня зовут Милой, – сказала очень красивая девушка. – А дураки называют Мила-Бикини.

– Дураки – это мы, – уточнил красивый Элик.

– А что такое бикини? – спросил Виктор.

И вся компания рассмеялась.

Мила встала, щелкнула резинкой своих невидимых трусиков и сказала:

– Это вот это вот.

Некрасивая девушка сказала:

– А я Верка. Я в Литинституте учусь.

Но Виктор не знал, что такое Литинститут, и поэтому Верка не произвела на него впечатления.

– Вот так вот, – сказал Стендап. – Что еще интересного? Элик знает наизусть всего Гумилева. Гоухоум – гомосексуалист. Мила не любит трахаться. Верка, наоборот, любит, когда ее трахают, но в конце кричит “не в меня, не в меня”, поэтому мы зовем ее “невменяемая”. А я на фронте был. Вот и все из интересного.

Виктор мало что понял. Он не знал, кто такой Гумилев и почему люди учат его наизусть. Не знал, кто такие гомосексуалисты, и поэтому не смог оценить. Не знал, что означает это слово – трахаться. Тогда оно было еще не в ходу.

Стендап принес приемник, включил его, и оттуда заговорил гнусавый будничный голос диктора. Виктор удивился – так дикторы не говорят на Всесоюзном радио.

– “Голос Америки”, – с уважением сказала Лика.

Наступил вечер, и край солнца коснулся моря.

Это послужило сигналом для всей компании.

Мила лениво поднялась с камня, потянулась, а потом сняла с себя лифчик, открывая общему взору свою красивую грудь. Потом, нехотя поднимая ноги, она сняла трусы.

Виктор испугался, посмотрел на остальных. А они – ничего, как будто так и надо.

Встал Элик, расстегнул пуговицу на своих красных шортах, они упали вниз, а он, не глядя, переступил через них. И оказался в чем мать родила.

Виктора поразило, что у красавца Элика писька была такая маленькая, как замерзший мышонок.

И тут все стали раздеваться догола.

Самое главное – и Лика вместе с ними.

У Виктора стукнуло сердце. Она не должна была этого делать при чужих мужчинах. А с другой стороны, – какое он имеет право на нее?

Они стояли над Виктором нагишом и смотрели на него. А он сидел на камне и смотрел на свои босые ноги.

– Ну! – сказала некрасивая Верка, обращаясь к Виктору.

– Не трогайте его, – мягко сказала Лика. – Он потом как-нибудь.

– Никогда! – тихо, но уверенно ответил Виктор.

Все только засмеялись в ответ.

Они повернулись к нему спинами и пошли к морю.

Виктор смотрел им вслед, на их голые попы, они были такие же загорелые, как и все тело. Это значит, что они всегда загорают и купаются голыми.

Он с ужасом подумал – вот выйдут они из моря, как он в глаза-то смотреть им будет после этого?

А они, переступая с камня на камень, вошли в море.

И поплыли в разные стороны.

Ночью набегами шуршало галькой море.

Элик осторожно приподнялся на локтях, посмотрел на своих товарищей. Все спали.

Тогда он стал тихонько отползать назад, к выходу из палатки.

Вылез. Зашуршали мелкие камешки. И все затихло.

Тогда Виктор открыл глаза.

Посмотрел на Гоухоума, который лежал рядом.

Тот тоже открыл глаза.

– У тебя с ней было? – шепотом спросил Гоухоум.

– Не было, – честно ответил Виктор.

– Сейчас будет, – сказал Гоухоум. – Но не с тобой.

Помолчали. Посмотрели на Стендапа, который мирно спал.

– Пойдем позырим?

– Идем, – ответил Виктор.

Вылезли из палатки и сразу услышали возню.

Дело происходило в третьей палатке.

– Так вот для чего третья палатка, – зашептал Гоухоуму Виктор.

– Тебе говорили, но ты не понял, – ответил тот.

Осторожно подошли и сели на камень возле входа.

Возня продолжалась, потом застонала женщина. Это была Лика. А потом резко вскрикнула. Потом еще раз и еще. Потом слышно было, что зажимает она себе рот, старается не кричать.

Потом путано лепечет ласковые слова, потом тихо смеется.

– Чего кричать-то так? – жарко зашептал Гоухоум на ухо Виктору. – Не до такой же степени там все здорово?

– А если – до такой? – спросил Виктор.

– Не, – ответил Гоухоум. – Не до такой. Не заводит что-то.

– А меня заводит, – ровным голосом ответил Виктор.

Разговор получался у них самый глупый, мальчиковый. И Виктор был рад этому.

– Пойдем спать, – длинно зевнув, сказал Виктор.

Виктор и Элик вдвоем зашли в море, поплыли рядом друг с другом.

– Ну как? – спросил его Виктор. – Все получилось?

– Да, спасибо, – ответил ему Элик. – Иначе не бывает.

Вот странное дело! Элик как-то сразу понял – о чем это его спросил Виктор. А Виктор понял, что Элик его очень хорошо понимает и отвечает по делу.

И от этого Виктор еще больше разозлился.

– Как же ты со своим малышком управляешься? Трудно, наверное? – сплевывая воду, спросил Виктор.

– Волка бояться – в лес не ходить! – сплюнул воду Элик.

Поговорили.

Виктор остервенело рубил ладонями воду, плыл кролем вдаль от Элика. И тот делал то же самое.

…И вновь они плыли друг к другу, соединились, поплыли рядом, уже к берегу.

– Дело не в размере, а в эманации личности, – отфыркиваясь, сказал Элик.

И поплыл вперед, обгоняя Виктора.

Они вышли из воды.

Элик был голый, а Виктор в трусах.