Татьяна Алексеева - Выход где вход

В стороне от сородичей дремала ещё одна дворняга — черная с рыжими подпалинами. Пёс спал с безмятежностью ребенка, уютно подвернув лапы, прижавшись к траве щекой. Вера так и просидела рядом остаток времени, любуясь исходящей от него тишиной и отрешенностью. 'Словно загородом побывала, — умиленно вздохнула Вера, прощаясь взглядом с собакой и одуванчиками. — Даже к лучшему, что показ отменился. Иногда это бывает не зря'.

Квартиру пришел смотреть худенький согбенный юноша с окладистой бородой. Модный плащ свисал почти до земли, а тяжеленный дипломат перекашивал фигуру. Выражение глаз неразличимо за тонированными стеклами очков. Он весь словно спрятался за взрослой одеждой и взрослым обликом. Но слишком уж там, внутри, чувствовался ещё не оперившийся мальчик, не знающий, чего ему ждать от окружающих.

'Сидит, небось, с важным видом в каком-нибудь офисе, а сам ещё в игрушки не наигрался!', - по-матерински вздохнула Вера, вспомнив сыночка Петечку. Квартиру он посмотрел так же невнятно, как и выглядел, — будто не понимая, зачем он это делает. И Вера, вырвавшись, наконец, из Воздушного, понеслась дальше — по своей траектории.

Ей предстояла встреча с супружеской четой — пожилым профессором Борисом Диогеновичем и его беспокойной женой Мартой Владимировной. Такие солидные покупатели достались Вере с Никитой почти чудом. Кто-то из бывших клиентов настойчиво порекомендовал их дочке Бориса Диогеновича от первого брака. И та сумела убедить отца, что здесь к нему отнесутся с необходимым почтением, вникая в каждый оттенок его настроения и ставя превыше всего соображения его комфорта.

У супругов — просторная квартира в сталинской высотке, дорого обставленная. Но профессор вынужден её продавать, чтобы разделить с братом. Брат в их семье считается неудачником. Завяз в сомнительном бизнесе, оброс долгами, попивает, живет на счет жены. О нём в окружении профессора даже говорить не принято. Все делают вид, что его не существует. Когда обсуждались условия сделки и пожелания брата, решившего взять долю в деньгах, Борис Диогенович сидел со скорбным видом человека, претерпевающего глубокие и незаслуженные страдания. Но имени брата так ни разу и не произнёс. Только Марта Владимировна завуалированно намекала на его существование, кося на мужа глазами и посылая сигналы Вере: 'Да перестаньте же его мучить!'.

Сам профессор — солидный, ухоженный. Двигается неспешно, говорит неторопливо, снисходительно поглядывая на собеседника. Довольно высокий, статный. Остатки седых волос окружают возвышенное чело. Тонкий, чуть изогнутый нос, полуприкрытые веками глаза. Видно, что себя бережет. Жена похожа на встревоженную курицу, квохчущую вокруг него, хотя заметно моложе. Всегда дорого и хорошо одета, с тонким тщательным макияжем. Черненькая, взволнованная — в основном, настроением супруга.

' — Наверняка, была его аспиранткой или лаборантом на кафедре', - решила про себя Вера. Она с трудом преодолевала робость, не зная, как с такими важными людьми разговаривать. Старалась упирать на вежливость, почаще делать им комплименты. Не забывала и волноваться о здоровье.

— Как Вы себя чувствуете по такой погоде? — заискивающе взывала Вера к профессору и его жене.

— По погоде и чувствуем, — несколько желчно откликался на это Борис Диогенович. — Какова погода, таково и здоровье в данный момент.

Марта Владимировна лишь недоуменно вскидывала бровь, давая понять, что причин для беспокойства всегда более чем достаточно.

— Да, с нашей погодой трудно надеяться на стабильное самочувствие! — окончательно смущалась Вера, теряя надежду подладиться под настроение супругов.

Они уже не первый месяц вели переговоры. Но у профессорской семьи были жесткие требования. Им годилась лишь одна станция метро и строго определенная планировка. Этаж — с четвертого по шестой, не выше и не ниже. Однако жилых домов в нужном районе почти не было. Две трети его занимала зона отдыха и река. А по соседству с ними — институт, в котором Борис Диогенович не первый десяток лет профессорствовал. Вера настойчиво убеждала Никиту смириться с тем, что вариант — 'гробовой'. Лучше сразу распрощаться — как ни жаль — с солидными клиентами. Но Кит, упорный как сто китайцев, твердил, что надо искать.

И вдруг в газете возник заветный вариант — впервые за много месяцев. Вера с супругами оказались первыми, кто добежал до квартиры — сразу после того, как объявление о продаже опубликовала 'Столичная недвижимость'. У Веры дрожали руки, когда она звонила по номеру, указанному в рекламе. Да и сейчас всё внутри ходуном ходило от волнения. 'Или эта квартира или никакая! — объявила она Киту перед поездкой. — Там жилье продается раз в пятилетку. Если что-нибудь окажется не так, то тогда уже наверянка всё безнадежно!'.

Но на этот раз удача, как ни странно, улыбнулась. Дом располагался в пяти минутах ходьбы от института Бориса Диогеновича. Квартира не была запущена, идеально подходила по планировке. И, что очень ценно, хозяева не подыскивали ничего взамен. Они уезжали к детям, давно эмигрировавшим в Канаду. На Бориса Диогеновича стремление хозяев переместиться в Канаду произвело особенно благоприятное впечатление. Сам он принадлежал к категории соотечественников, глубоко неудовлетворенных местом своего проживания. Часть времени, проведенного в квартире, профессор посвятил детальному обсуждению обстоятельств отъезда. Даже вышел на время из своего кокона, слегка поулыбавшись.

К удовольствию собеседников Борис Диогенович знал в мельчайших подробностях, какие трудности и проблемы подстерегают отъезжающих, и как они их преодолевают. Проявил редкую осведомленность в том, как развиваются отношения граждан с ОВИРом. Припомнил с десяток историй, иллюстрирующих его сведения. Похоже, мысленно он уже неоднократно проделал этот путь — с каждым из своих коллег или знакомых, куда-либо отъезжавших. Для Веры эта тема была больной и она отвернулась.

Из окна виднелись красные рябиновые гроздья на полуоблетевшем дереве. Если присмотреться повнимательнее, то заметно, какие они ссохшиеся, сморщенные. А если глянуть бегло, то видишь лишь неожиданно яркие брызги на фоне спутавшихся темно-серых ветвей. Издалека рябина выглядит молодо, радостно. Почти как оживившийся на миг Борис Диогенович.

На сегодня Вере осталась лишь одна квартира. И наконец-то не на окраине, а в старой части города — между Центром и Копытниками. Это, конечно, не уютное пространство особняков, царящих так неспешно, будто кроме них нет никого на свете. И не самовозвеличение землистых мавзолеев, подминавших под себя даже проспекты. Но всё-таки обжитой район кирпичной застройки, с изрядным количеством зелени и магазинов.