Анри Труайя - Слава

— Я никому не отчитываюсь. Я сам требую отчета. Телеграмма пришла в последний момент…отменили…Но что он здесь делает???

— Ну, это так просто, — заикался Бруйеду

— Да, это очень просто, — подтвердила Соланж

— Вы так полагаете? — закричал Виоланс, — Что он тут делает, у меня, за этим столом с едой, с моей женой в хламиде мусульманского отшельника?

— Да, вот, — продолжила Соланж, — Месье Бруйеду проходил мимо…и, кстати, когда он проходил…я с моей стороны…

Брови Виоланса сошлись вместе на переносице. Его глаза становились белыми и круглыми как стеклянные шарики. Рот исказился и он сжал кулаки:

— Что ты воображаешь, Леон? — закричала Соланж, — Осторожно, есть такие подозрения, которых целомудрие женщины не приемлет. Всему есть предел, который не дозволено переходить. Я требую минимального уважения и адекватного понимания. Месье Бруйеду зашел ко мне, это так…

— Рад, что ты признаешь…

— Он зашел ко мне для…для…

— Да, зачем? — спросил Виоланс.

— Ну, это так деликатно… по поводу…

— Я понятия не имею, какой повод может быть у моего личного секретаря?

— Есть повод…по поводу…

С месье Бруйеду пот лил градом. Соланж вся порозовела, волосы растрепались, её глаза наполнялись слезами. А Виоланс страшно скрипел зубами и ругался:

— Подлецы! Подлецы!

— Это по поводу…Я не хотела тебе говорить…он меня попросил не упоминать об этом…об…

Вдруг ангельская улыбка засияла на лице взволнованной Соланж. Она глубоко вздохнула и сказала медовым голосом:

— Ты все хочешь узнать? Ладно! Мой бедный Бруйеду, я должна открыть ему наш маленький секрет.

У Бруйеду сердце ушло в пятки.

— Ах, — сказал он слабым голосом.

— Да, — продолжала Соланж, — Бруйеду зашел ко мне потому, что недавно закончил книгу и нуждался в моей поддержке, для представления своего романа издателю.

— Как? — выдохнул Бруйеду.

— Что за сказки? — переспросил Виоланс.

— Чистая правда, дорогой.

Виоланс переводил свой взгляд то на жену, то на своего секретаря, то на носки своих туфель. Вдруг он взорвался смехом:

— Вот это да! Вот это да!

— Нечего смеяться, сказала Соланж. Роман Бруйеду заслуживает внимания. Но наш молодой автор скромен как скворец. Боялся показывать мне свою рукопись. Он не хотел, чтобы ты подозревал его в недобросовестном отношении к своим обязанностям секретаря в пользу литературных опусов.

— Что за вздор? — сказал Виоланс, — я ведь не дикий человек!

-Я говорила ему то же самое, душа моя. Тем не менее, это его не успокоило. Он попросил держать в секрете нашу сделку. И пользуясь твоим отсутствием, я думала основательно обсудить с ним книгу.

Леон Виоланс позволил себя убаюкать этим объяснением. Свободный от всех подозрений, он почувствовал, что жизнь прекрасна. Лицо стало розовым, а взгляд уверенным, он похлопал своего секретаря по плечу:

— Какой скрытный! Значит, вы тоже занялись литературой? Какая зараза! Бруйеду пишет романы! Это надо же! Извините, но я еще не могу к этому привыкнуть!

— Я тоже, месье Виоланс, — сказал Бруйеду.

Виоланс громко от души расхохотался, открыв рот до ушей:

— Проказник! Пример моей супруги вскружил вам голову, да?

— Ах…да…да,…- пробормотал Бруйеду.

-Значит, она виновата и правильно сделала, что пригласила на ужин и пообещала вам посодействовать в издании книги. Да, кстати, скажите мне, голубчик, как называется ваш роман?

— Название? — переспросил Бруйеду и колени у него задрожали.

— Да, — сказал Виоланс.

— «Жгучие уста», — сказала Соланж с поражающей интуицией.

— «Жгучие уста»? Но это игриво, дорогая! — усмехнулся Виоланс, — Горячие уста! Ах, бездельник. С удовольствием прочту. Такой роман меня согреет длинными, зимними вечерами. Я вспомню свои двадцать лет. Жгучие уста!…

Измученный Бруйеду с трудом улыбался.

— А сюжет? — спросил Виоланс.

— Ну, это очень простая история, — сказал Бруйеду, — о мужчине и женщине.

— Которые любят друг друга? — подсказал Виоланс

— Да!

— Ну, это очень оригинально, голубчик!

— Не совсем так. Они не любят друг друга… Или скорее, сначала они не знают, что любят друг друга, а в действительности они любят друг друга по — настоящему, а потом они думают, что любят друг друга, а они уже не любят друг друга и, в конце концов, они думали, что не любят, а они любят…

— Какая прозрачность!

— Не терзай бедного мальчика, Леон, — сказала Соланж, — Он очень робкий. Молодой автор покрыт пушком целомудрия с бахромой отвращения, волнением девственного страха. Это так чисто, так хрупко и так свежо, как леденец!

— Ну, тогда! — закричал Виоланс, — Я надеюсь, что леденец соизволит поужинать с нами сегодня. Мы будем пить за его роман! Добавь еще прибор для меня, Соланж.

За столом Виоланс вел себя отвратительно. Он подтрунивал над Бруйеду по поводу беспутного характера его вдохновений, он упрекал, что тот не увлекся поэзией и пророчил ему членство во французской Академии к 80 годам. Бруйеду терпел все нападки своего шефа с отсутствующим взглядом лунатика. Эмоции выплеснулись на скатерть. Он не мог ни соображать, ни говорить, ни правильно обращаться с вилкой. Его страдания были столь явны, что Соланж, время от времени, кидала ему сочувствующий нежный взгляд. Уходя из-за стола, она ловко шепнула ему на ухо:

— Завтра после работы буду ждать тебя в баре «Зеленый абрикос».

Бар «Зеленый абрикос» находился в красивом небольшом помещении с оранжевыми стенами и с маленькими столиками из каштанового дерева. Светильники стояли в зале, как застывшие сверкающие пузырьки шампанского. Приятная музыка изливалась сквозь завесу грез. За стойкой, среди разноцветных флажков, бутылок и фотографий, бармен сбивал коктейли, похожие на расплавленный металл.

«Зеленый абрикос» был излюбленным местом встреч тайных свиданий, свободных и скучающих молодых женщин, скрытных подростков, которые просыпаются в полдень, зрелых дам с опытными губами и атаксичных старичков. В этом маленьком обществе витал аромат любви и милого обмана. Соланж Виоланс в густой венецианской вуали, которая прятала её знаменитые черты, торжествовала перед своим любовником:

— Дорогой, я его обвела вокруг пальца, и он ничего не заметил. Но Леон хочет прочитать твою книгу. Я сказала ему, что «Жгучие уста» находятся в издательстве «Пацио» и книга выйдет максимум через два месяца.

— Но она не написана, моя Соло!

— Вот именно! Ты должен её написать!

— Я? — заскулил Бруйеду, — Я испытываю трудности при сочинении делового письма, а ты хотела бы…

Лицо Соланж стало сухим и твердым как хлеб.

— Ты меня любишь? — спросила она.

— Конечно, люблю.

— Тогда надо писать.