Карен Бликсен - Семь фантастических историй

Фрекен Малин держалась очень прямо, но выглядела так, словно сутки уже пролежала в земле. Она была глубоко взволнована, будто и впрямь выдала замуж дочку. Время от времени всю ее с головы до ног сотрясала дрожь. Когда она снова заговорила, голос у нее был слабый, но она улыбалась. Быть может, пока молчала, она размышляла о супружестве и о райских садах.

— Верите ли вы, ваше преосвященство, — спросила она, — в грехопадение?

Кардинал подумал немного над ее вопросом. Потом наклонился вперед, уперевшись локтями в колени и чуть не смахнув при этом бинты со лба.

— Это тайна, и я над ней бился немало, — сказал он слегка изменившимся, более низким голосом, но и более сильным, будто своим жестом он смахнул с себя и десятьпрожитых лет. — Приятно, что нынче мне выпадает возможность поговорить на эту тему. Я убежден, — объявил он, — что грехопадение имело место. Но я считаю, что пал не человек. Я полагаю, то было падение в божественных сферах. Мы теперь служим более низкой небесной династии.

Фрекен Малин, готовившаяся к остроумным рассуждениям о божественном, так возмутилась при этих словах, что на минуту заткнула пальцами уши.

— Господи Боже! — сказала она. — Да что это вы такое городите? Какие жуткие слова для уха легитимистки!

Ну, а каково, по-вашему, легитимисту их ощущать на устах? Я сдерживался семьдесят лет. Но вы спросили меня, ваша милость, и, если уж правда должна выйти наружу, нельзя выбрать время и место удачнее. Некогда, мы не знаем когда, на невесах произошел ужасный переворот, подобный Французской революции и равный ей по последствиям. Нынешний мир как нынешняя Франция — в руках Луи Филиппа.

Еще в силе, — продолжал он, — традиции Короля Солнца и его славного века, но ни один человек с ощущением великого ни за что не поверит, что Бог, создавший звезды, море, пустыню, поэта Гомера и жирафа, — это тот же самый Бог, который сейчас создает и поддерживает короля Бельгии, Швабскую поэтическую школу и ново-модные нравственные понятия. Будем, наконец, откровенны. Мы служим небесному Луи Филиппу, человечному Богу, и это так же верно, как то, что нынешний король Франции — буржуазный монарх.

Фрекен Малин смотрела на него бледная, открыв рот.

— Ваша милость, — сказал он, — мы служители короля по рождению, мы по праву наследства его приближенные, заветы Короля Солнца у нас в крови, и мы должны исполнять свой долг по отношению к законному повелителю, что бы мы сами о нем ни думали. Мы должны служить его вящей славе, ибо народ не должен сомневаться в величии монарха, подозревать его в слабости, и это мы с вами, ваша милость, ответственны за то, чтоб народ не прозрел. Цирюльник царя Мидаса не мог удержаться и шепнул камышам, что у его царственного клиента ослиные уши. Но мы-то с вами разве цирюльники? Нет, видит Бог, мы ме цирюльники, ваша милость.

— И разве мы не сделали все, что могли? — спросила гордо фрекен Малин.

— Да, — сказал кардинал. — Мы сделали все, что могли. Куда вы ни взглянете, ваша милость, повсюду увидите вы достижения верных, безымянно трудившихся во славу своего короля. Я мог вы привести вам множество примеров исторических. Приведу лишь несколько: Бог создал раковинy, предмет изящный, но не более того, до чего и сам Луи Филипп мог вы додуматься, поигрывая циркулем. Из раковины же вышло все искусство рококо — божественная шутка, вполне в духе великого Монарха. Углубитесь в историю, и вы обнаружите, как мы, его верный штаб, неустанно служили нашему блаженной памяти Господину. Согласно новейшим историческим изысканиям, Папа Александр и его дети были милейшие буржуа, увлекавшиеся садоводством и украшением жилища, исполненные семейственных добродетелей — и voila tout. [73] Вот и все (фр.). Вполне в духе Луи Филиппа. Но из этого скромнейшего материала были созданы наши Борджиа. И подобных примеров вы найдете великое множество, стоит вам углубиться в знаменитые биографии.

— Да, ваша милость, — продолжал старик, — с вашего позволения, в этой связи можно говорить и о смерти. Ведь что такое смерть в наши дни, в руках Луи Филиппа? Жалкое растворение, угасание, далеко не в лучшем вкусе. А посмотрите, что умели из нее сделать верные подданные великих монархов: королевскую усыпальницу в Эскориале и похоронный марш господина Людвига ван Бетховена. И как могли вы мы додуматься до такого, мы, жалкие людишки, прикованные к грешной земле, — не сохрани мы в наших сердцах негасимой любви к покойному нашему Господину, великому дерзателю, которому принесли клятву верности на все времена.

— И при всем при том, — продолжал он с глубокой серьезностью, — конец близится. Я слышу уже крик петуха. Король Луи Филипп долго не продержится. Такого не спасла бы и пролитая кровь самого Роланда. Он обладает всеми добродетелями честного буржуа, но ни одним из пороков Великого Монарха. Он не притязает ни на какое отличие, кроме как на роль первого гражданина своего королевства, не посягает ни на какие почести, кроме тех, какие следуют ему за его заслуги перед вуржуазной моралью. А когда так — дни королевской власти сочтены. Помяните мое слово, ваша милость, этот добрый король не продержится и тринадцати лет. А добрый Боженька, которому поклоняются ныне Луи Филипп и его присные, — тот имеет все свойства добродетельного человека и ни на какие почести не посягает, кроме тех, какие заслужил своей добродетельностью. Но мы-то, мы с вами, ваша милость, не безупречной нравственности ждали от нашего Бога, равно как не требовали от своего короля ответа по уголовному уложению. Гуманный бог да разделит участь вуржуазного короля. Гуманные люди учили меня верить в добропорядочного вога. Несносно, хуже не придумаешь. Ах, ваша милость, какое это было откровение, какая радость, овлегчение сердца, когда в Мексике по ночам я чувствовал, что восстанавливаются традиции того Бога, который плюет на все наши девять заповедей. Итак, ваша милость, мы гибнем за овреченное дело.

— И получим свою награду в раю, — сказала фрекен Малин.

— Ах, упаси Боже, ваша милость, ни за что, — сказал старик. — Нам с вами в рай хода нет. Взгляните только — кого Луи Филипп нынче отличает, награждает, производит в пэры, кому поручает важнейшие должности государственные? Все до единого добрые буржуа, ни одного потомственного аристократа вы среди них не сыщете. Мы с вами нынешнему Господу не угодим. Мы у него вызываем досаду, и он не может даже этого скрыть. Старая аристократия, своим воепитанием, одними именами своими воскрешающая традиции Великого Монарха, не может не действовать на нервы Луи Филиппу.

Значит, на рай нам с вами рассчитывать нечего? — спросила фрекен Малин.

Да едва ли вы вы и сами захотели в рай, — сказал старый кардинал, — если в могли предварительно туда заглянуть. Уж очень там вуржуазная пувлика. Знаете, ваша милость, по-моему, не бывало еще великого художника, который не был вы чуточку шарлатан, — ни великого короля, ни Бога. Шарлатанство необходимо при блестящем дворе, на театре, в раю. Гром и молния, новолуние, соловей, молоденькая девушка — все это хитрые небесные эффекты, наподобие зеркальной галереи в версале на нашей грешной земле. Ну, а в Луи Филиппе ни капли нет шарлатанской крови, он до мозга костей положителен. И рай нынче тоже, безусловно, выдержан в том же стиле. Мы с вами не так воспитаны, ваша милость, чтоб наслаждаться вульгарным блаженством. Мы будем куда более уместны в аду, мы лучше к нему подготовлены.