Карен Бликсен - Семь фантастических историй

Петру уже надоели жалобы незнакомца и хотелось, чтобы он его оставил в покое.

Почему, — спросил он, — ты решил рассказать обо всем этом мне?

А, хорошо, что напомнил, — сказал незнакомец. — Да-да, я тебе объясню. Мне говорили, что твой Равви в ночь перед казнью пировал со своими учениками и за столом подавали особенное вино, несравненного букета и аромата. Так вот. Не осталось ли у тебя немного этого вина и не согласишься ли ты мне его продать? Я дам тебе за него все, что ты пожелаешь.

Петр уставился на незнакомца.

— Господи! Господи! Господи! — крикнул он, в смятении опрокинул стакан, и вино пролилось на пол. — Ты сам не знаешь, что говоришь. Да всех сокровищ Римского императора недостанет выкупить ни капли единой того вина, что пили мы в тот четверг!

У него так разболелось сердце, что он раскачивался на стуле. И вдруг слова Учителя всплыли в его памяти — о том, что он будет ловцом человеков, и он решил, что его долг помочь этому несчастному. Он побернулся к незнакомцу, посмотрел на него, но, чем больше он на него смотрел, тем яснее ему становилось, что из всех людей на свете это единственный, кому помочь он не в силах.

— Сын мой, — сказал он ласково и серьезно, — Возьми свой крест и следуй за Ним.

Незнакомец собирался что-то сказать, когда заговорил апостол. Сейчас он осекся и очень странно смотрел на Петра.

— Мой крест! — крикнул он. — Где он, мой крест?

— Никто, как ты сам, не может нести твой крест, — сказал Петр, — но Он поможет тебе его нести. Выкажи силу и терпение. Я еще кое-что тебе расскажу.

— Что можешь ты мне рассказать? — вскричал незнакомец. — Да много ли сам ты знаешь? Помочь? Кому нужна помощь, чтоб нести крест, ныне тесанный иерусалимским плотником? Только уж не мне! Кривоногому Киринеянину [78] Симон Киринеянин нес крест Христа к месту распятия (От Матфея, 27, 32). не пришлось бы за мой счет бахвалиться силою. Вот ты говоришь — терпенье и сила, — продолжал он, чуть помолчав, все еще в ужасном волнении. — Но я еще не встречал человека, равного мне силою. Глянь, — сказал он и распахнул плащ, показывая Петру свою грудь и плечи, рассеченные страшными белыми шрамами. — Мой крест! Крест Геста стоял справа, а крест того Асхаза, который всегда немногого стоил, был слева. Я не хуже них управился бы со своим крестом. Ты думаешь, и я не продержался вы больше шести часов? А мне, знаешь ли, все равно. Где вы я ни был, я всегда был главарем, и меня уважали. Это сейчас я не знаю, что мне делать, но ты не думай, прежде я умел приказывать людям и посылал их, куда захочу.

Своим презрительным тоном незнакомец чуть не вывел Петра из терпения, но после того случая, когда он отсек ухо Малху, он дал себе зарок сдерживаться и потому промолчал.

Через некоторое время незнакомец посмотрел на него, как будто озадаченный его молчанием.

— Ну, а ты, — сказал он. — Ты же был вместе с Пророком, как ты думаешь, что тебя ожидает?

Лицо Петра, омраченное печалью, тут разгладилось и просияло. Он весь озарился надеждой.

Я надеюсь, верую, — сказал он, — что вера, которая дороже преходящего золота, тоже ведь, однако, испытуемого в горниле, что вера моя послужит славе Христовой. Я надеюсь, что мне дано будет жить и умереть за моего Господа. Иной раз, да, иной раз в последние ночи, — он понизил голос, — мне даже мнилось, что в конце пути ожидает меня крест.

Сказавши это, он опустил глаза и не смел глянуть на незнакомца. И почти шепотом он заключил:

— Но ты считаешь, верно, что я нескромен, что я не стою этого.

Нет, — отвечал незнакомец. — Я думаю, очень возможно, что, как ты говоришь, так все с тобою и сбудется.

Спокойное доверие незнакомца к тем надеждам, в которых он и себе-то едва осмеливался признаться, приятно удивило Петра. Сердце его растаяло от благодарности. Он покраснел как невеста. Впервые он испытал живой интерес к собеседнику. Овладев собой, он почувствовал, что должен что-то для него сделать в ответ на его дивные, ободряющие слова.

Мне жаль, — сказал он ласково, — что я не умел снять тяжесть с твоей души. Но я так много ночей не спал, и мне так трудно собраться с мыслями.

А-а, — сказал незнакомец. — Да я и не ждал иного.

Во время нашего разговора, — сказал Петр, — ты несколько раз упомянул, что не знаешь, что тебе делать. Растолкуй мне, в чем твоя незадача. Даже и насчет этого вина я, может быть, помогу тебе советом.

Незнакомец посмотрел на него.

— Я ни о какой особенной незадаче не толковал, — сказал он. — Я просто не знаю, что делать. Я не знаю, где отыскать такое вино, чтобы потешило мое сердце. Но, наверно, — продолжал он, помолчав, — откопаю-ка я бочонок Четвертовластника, да лягу с той девочкой, о которой и тебе говорил, отчего не попробовать?

С этими словами он встал из-за стола и запахнул плащ.

Постой, не уходи, — сказал Петр. — Мне кажется, нам с тобой о многом еще надо поговорить.

Нет, мне пора, — сказал тот. — Из Хеврона идет караван с елеем, боюсь его пропустить.

Так ты и елеем торгуешь? — спросил Петр.

Вот, собираюсь, — сказал незнакомец.

Скажи же мне твое имя, прежде чем уйти. Мы можем еще когда-нибудь побеседовать, но как я найду тебя?

Незнакомец был уже в дверях. Он обернулся и глянул на Петра с надменностью и презрением. Вид его был величавый, гордый.

— Так ты не знаешь моего имени? — спросил он. — Весь город орал мое имя. Не было купца, ростовщика и сапожника в Иерусалиме, который не орал бы его вовсю глотку. «Варавву, — они кричали, — отпусти нам Варавву!» Меня зовут Варавва. Я был большой вождь и, как ты сам сказал, смелый человек. Заметь себе это: мое имя запомнят.

И с этими словами он ушел.

Когда кардинал кончил свой рассказ, Йонатан встал поменять сальную свечу в фонаре, потому что она выгорела дотла и пламя ее корчилось в последних содроганиях.

Едва поменял он свечу, девушка рядом с ним страшно побледнела. Глаза у нее закрывались, все тело поникло. Фрекен Малин спросила ласково, не хочется ли ей спать, но та решительно это отрицала, и ее легко понять. Она так жила в эту ночь, как никогда еще не жила прежде. Она видела смерть лицом к лицу и благородно бросилась в ее пасть ради спасения ближних. Она оказалась в центре блистательного кружка и даже вышла замуж. Она не хотела упустить ни секунды этих драгоценных часов. Но в последние десять минут, несмотря на все ее усилия, ей не удавалось отогнать сон, и юная голова ее качалась из стороны в сторону.

Наконец она согласилась прилечь на минутку, и супруг устроил ей постель на сене и, сняв с себя плащ, ее укрыл. Не выпуская его руки, она упала на сено и казалась на темном фоне мраморным ангелом смерти. Пес, в последнее время не отходивший от нее, тотчас за нею последовал. Свернулся клубочком и прижался к ней, уткнувшись го-ловой ей в колени.