Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

Стою, обалдев, с зажатой в руке трубкой, из которой доносятся длинные гудки, рот раззявил, глаза от восторга вылупились, и сказать ничего не могу. Шпацерман понял по-своему, осторожно спрашивает:

— Опять выговор?

— Н-нет, — еле выговорил заплетающимся языком, который молотит почём зря только тогда, когда не надо. — Руду вскрыли на Угловом, промышленную.

— Ну, брат! — возрадовался начальник. — Пиши заявление на двухкомнатную.

— Новогодний розыгрыш! — кривится в скептической ухмылке Алевтина. Оказывается, и она тут, я и не заметил. Пусть, думаю, потешит себя напрасной надеждой, что бедной женщине остаётся? Я не злорадный, я оставляю ей эту радость, а себе заботу: что взять с собой? Опять же бутылка нужна, а мои финансы поют романсы. Как всегда, выручила добрейшая Анфиса Ивановна — дала под запись бутылку спирта. Не коньяк, конечно, но на бесконьячье и спирт пойдёт за милую душу. Главное, не что пить, а за что! Примчался домой и сразу как в лихорадке стал собирать рюкзак.

— Ты куда? — удивляется Володька. — На ночь глядя?

Я и опомнился, плюхнулся задом на кровать.

— Сегодня, — объясняю, растянув рот до ушей, — у меня самый-наисамейший праздник в жизни.

— Именинник, что ли?

— Точно! — соглашаюсь, — тюлька в тюльку: сегодня вскрыли руду на моём участке, на Угловом. Завтра еду с геологами смотреть.

— Слушай, — оживляется Володька, — надо отметить?

Сокрушённо развожу руками:

— Пуст как Диогенова бочка, даже с собой нечего взять, кроме бутылька спирта.

— Есть, — утешает, — я сегодня приобрёл на всякий случай, думаю, пригодится первого на больную голову, — и достаёт тёмную бутыль плодово-ягодной бормотухи. — А с собой, вот, возьми, я оставил, не отдал всё в общий котёл, — и выкатывает из тумбочки на стол десяток здоровенных бледно-зелёных антоновок. Потом лезет в наш междурамный холодильник и отчекрыживает для меня половину закопчённого сала. Володька — настоящий друг, не жмот, выручил именинника.

Как-то незаметно высидели всю 0,7-литровку. Я ему рассказал подробно, почти не загибая, об Угловом, о выговорах, о Маше — ни слова, а он, по-моему, ещё больше зауважал лихого и удачливого начальника отряда. Твёрдо обещаю, если захочет, по весне перевести в свой отряд. Он всеми руками и ногами — за!

Утром, в ожидании, дёргался по всей конторе как смазанный скипидаром, то и дело выскакивая за ворота, и когда, сокрушаясь, решил, что меня забыли, они соизволили прикатить аж в одиннадцатом часу на «козлике» вдвоём — Король и Кузнецов, и мы помчались к открытым запасам недр. Геологи и шофёр дорогой заспорили: какая команда — киевское Динамо или московский Спартак — лучше и кто станет чемпионом в этом году, а я глазел по заснеженным сторонам, не вслушиваясь, потому что футбольные страсти меня не трогали, и вообще спорт противопоказан по здоровью. В институте удавались только лыжные гонки за зачётом да и то потому, что я надыбал дыру в заборе, вокруг которого они проходили, снимал лыжи, проходил внутри напрямую к финишу, там надевал тяжёлые гнутые доски и, выждав, когда разрядники придут первыми, появлялся сам, запыхавшись, регулярно укладываясь в норму. Но скоро мою чемпионскую тактику подметили и другие заядлые спортсмены, удивляя преподавателей высокими результатами. Пришлось срочно, пока не засекли и не аннулировали зачёт, заболеть и освободиться по справке.

Когда прикатились, геологи сразу набросились на керн, который показывал дежурный геолог. Все трое, перебивая друг друга, запереговаривались, заспорили о минеральном составе руд и процентном содержании промышленной минерализации, а я мешаюсь и мёрзну, как бедный родственник, тоже беру в руки мою руду, разглядываю со всех сторон, ни бельмеса не вижу толком, и приходится верить на слово, надеясь, что не надуют, что на самом деле вскрыта настоящая руда. Как раз работяги подтащили, сгибаясь в три погибели, ещё один лоток со свежими цилиндриками. Специалисты зачмокали от удовольствия, задакали, заахали, вырывая друг у друга мокрую и грязную фактуру, дали и неспециалисту паршивый кусочек.

— На, держи на память, — щедро делится Кузнецов. Память оказалась тяжёленькой, с искрящими блёстками кварца, вкрапленных сульфидов и рудных минералов, красивой до бесподобия. Вот, думаю удручённо, и всё, что тебе досталось от твоего месторождения, даже обидно стало. Когда первый, второй и третий пылы прошли, перебрались за допингом в дежурку. Дмитрий на правах хозяина убрал со стола всё лишнее, застелил грубой обёрточной бумагой и выставил из рюка аж две бутылки спирта, несколько банок тушёнки, три крупных луковицы и пару буханок хлеба. Король первым влез за стол — на то он и король, и главное действующее лицо. Настала очередь моего триумфа. Достаю свою бутылку спирта — Король энергично потёр руки и радостно рассмеялся:

— Не многовато ли? — сомневается, вожделенно глядя на все три сразу. А я вслед — кусманище копчёного сала. Он как увидел, так и обалдел, хохляцкая природа взыграла, хватает в руки и к носу, нюхает и выдыхает широко открытым ртом, чуть слюнки не пустил.

— Под это, — не сомневается, — пожалуй, не многовато. — А я — главные козыри — яблоки. Тут уж Кузнецов обалдел, тоже хватает и нюхает.

— Наши, — надо же, узнал! — воронежские.

Короче, наклюкались братья-славяне, включая всех буровиков, до положения риз, и я трижды приложился к таёжному коктейлю из холодной родниковой воды со спиртом. Когда он кончился, буровики ушли, а геологи принялись за своё — терзать карты и разрезы, крыть всех и вся по матушке, отстаивая каждый с пеной у рта свою, единственно верную гипотезу происхождения и строения неубитого месторождения. Особенно ожесточённые споры вызвало место заложения следующей скважины. Спорили-спорили, ни до чего не договорились и решили, устав и окосев вдупель, бурить там, где я указал, за поперечным разломом. А я сижу молча на краешке скамьи, слушаю, и так мне стало грустно и тоскливо, что хоть вой на скважину. Нет моего Уголка, нет Хозяйки горы, нет бессонных ночей, нервных метаний, изматывающих профильных наблюдений, нет надежд и сомнений, ничего не осталось, кроме месторождения, которое ушло в чужие умы и руки.

— Кстати, — интересуюсь у Короля, — как будет называться месторождение?

Он весело хохотнул:

— Рано думать об этом. С Нового года поставим дополнительно две буровых, пробурим, тогда и определим, понадобится ли название. А ты как бы окрестил? — любопытствует.

— Лопуховским, — громко ржёт Кузнецов, но я не реагирую на пьяный трёп.

— Я бы, — предлагаю скромно, — назвал Новогодним.

— Точно! — снова орёт Дмитрий. — Назовём? — обращается к главному обзывале.

Тот тоже пьяно ржёт: