Алексей Слаповский - Качество жизни

Конечно, глазели и на меня. Ирина улыбалась за двоих, Ирина отвергала просьбы об интервью (канал еще не дал на это разрешения), Ирина держала меня под руку и говорила мне негромко, с улыбкой:

— Надеюсь, вы поняли, что одеты нелепей всех?

— Нормальный костюм, в чем дело?

— На какой распродаже вы купили свой нормальный костюм? А туфли свои вы давно видели? И носки полосатые, вы с ума сошли!

— Даже это заметила?

— А как не заметить? Я же просила нормально одеться, я Ане сказала…

— Какая еще Аня?

— Она будет вашим пиар-менеджером. И имиджмейкером заодно. Вообще-то это совершенно разные профессии, но канал у нас бедноватый пока, на двух специалистов расщедриться не может.

— А меня спросили? Вспомнил, звонила какая-то. Я сказал, чтобы не волновалась, я сам себе пиар-менеджер и имиджмейкер.

— Это ее работа! Нет, и ваша теперь тоже. Вы работаете за свои книги, я за свою передачу. Думайте об этом — и все встанет на свои места.

Тут я и рассказал Ирине о том, как меня пытаются облапошить в издательстве.

Она встревожилась. Не откладывая, нашла в зале адвоката Черемницына (тоже из светских, всей стране известных), подвела меня к нему.

— Здравствуйте, Лев Ираклиевич! У нас тут небольшая проблема! — бодро начала она, вся светясь улыбкой.

— Я, Иришенька, бесплатных консультаций не даю, — доброжелательно сказал Черемницын. — И очень много дел, очень. Позвони в офис, — дал он ей визитку, — и тебе тут же выделят одного из моих лучших помощников. Я предупрежу.

— Спасибо.

Когда мы отошли, я спросил:

— Ты и с ним знакома?

— Сегодня первый раз говорили.

— Занятно! Ты его — запросто, он тебя — Иришенька…

— Тут так принято. Я знаю, кто он и как зовут, он сто раз видел меня и тоже, естественно, знает, как меня зовут. Поэтому считается: знакомы.

— И на «ты». Пора бы и тебе со мной окончательно перейти, а то все сбиваешься.

— Да ладно, не проблема, на «ты» так на «ты».

Еще не было знака садиться за столы, но для особо жаждущих и голодных организовали в углу зала фуршет. Принесли и поставили поднос с жюльенами, я, выпив рюмку водки, взял один жюльен, зацепил ложкой, он оказался огненно-горячим, я обжегся, сплюнул в чашку и поставил. Тут подошел режиссер Ь. Поцеловал руку Ирине, взял мой жюльен, у которого был вид неначатого, и принялся с аппетитом кушать.

— Мне тут посоветовали, — благосклонно задрал и скособочил он голову, будучи малого роста, — почитать один из ваших романов на предмет экранизации. Где бы взять?

— Еще не написаны, — ответил я.

— Да? А мне сказали…

— Саша шутит! — улыбнулась Ирина. — Все написано. Просто некоторые вещи под псевдонимами. Он гениальный, но страшно скромный.

И Ирина прижалась ко мне.

— Завидую, — сказал режиссер, и было непонятно, чему он завидует: моей ли гениальной скромности или тому, что меня обнимает и любит красавица Виленская.

— Ты сама-то читала? — спросил я потом Ирину.

— Есть у меня время всякую ерунду читать!

И еще был один смешной разговор: к Ирине подлетела с поцелуями и визгом тетенька лет пятидесяти со странно прищуренными глазами: казалось, она никак не может, подобно Вию, поднять ресницы.

— Вот, — сказала ей Ирина, — Асимов. Писатель.

— Конечно! Тот самый! — закричала тетенька. — Я читала!

— Газеты? — уточнил я.

— Какие газеты? Я книги ваши читала! Это фантастика! Маркес отдыхает, я вам серьезно говорю. У меня безукоризненный вкус, это все знают! Я всем говорю: Асимов — это абсолютно новое слово! Абсолютно!

— А что вам больше понравилось? — спросил я, и Ирина тут же предостерегающе сжала ладонь, которой держала мою руку.

— Все! — воскликнула тетенька. — Все! Вы чудо!

И исчезла.

— Кто такая? — спросил я.

— Дура, — кратко ответила Ирина. — Но даже дур не надо дразнить. Вернее, их-то в первую очередь не надо дразнить. Ее муж купил для их дочки телекомпанию. Целую телекомпанию, представляешь?

— Ты хотела бы тоже иметь телекомпанию?

— Не отказалась бы.

— А что у нее с глазами, я не понял?

— Неудачно пластическую операцию сделали, хоть и в Англии. Глаза еле открываются. А тебе, между прочим, волосы надо привести в порядок. К счастью, ты не лысый, но седина у тебя, извини, не благородная. Может, покрасишься?

— Ради тебя — что угодно.

— Перестань. Хватит отлынивать, пусть Аня тобой займется.

— Улыбнись мне, радость моя, на нас смотрят!

Несмотря на ее явно недоброжелательный тон, настроение у меня было превосходное. Я наслаждался возможностью быть рядом с ней, прикосновениями ее руки, я вдруг почувствовал, что окружающие монстры симпатичны мне, я им прощал все, ибо они явно ценили Ирину, явно любовались ею, явно завидовали мне. Был момент, когда я вдруг поверил, что мы все тут действительно избранные: талантливые, знаменитые, богатые, легкие, веселые, искрометные, красивые… Я усугубил свое блаженное состояние изрядным количеством крепких напитков, в изобилии стоявших на столе. И, улучив момент, довольно-таки нагло обнял Ирину за плечи и поцеловал в шею.

— Что вы делаете? — прошипела она, продолжая улыбаться.

— Мы на «ты»!

— Прекрати!

— Нам надо составить контракт. Что это такое вообще? Меня уговорили изображать твоего жениха, тебя уговорили изображать мою невесту, но это все на словах. Надо заключить контракты с ними и друг с другом! Чтобы я точно знал: обнять, например, имею право, а поцеловать не имею права. А если все-таки не удержался — штраф. За поцелуй в шею столько-то, за поцелуй в щеку столько-то, ну, а…

— Прекратите! Вы напились, что ли?

— Отнюдь! Я пьян от счастья!

Ирина сочла за самое благоразумное дождаться первого же момента, когда будет прилично уйти. И не преминула этим моментом воспользоваться.

— Все, успокойся! — сказала она на улице.

— Да успокоился уже, — сказал я с горечью. — Знаешь, не нравится мне эта чепуха. Будь здорова.

И пошел, махнув ей на прощанье рукой. Она тут же догнала меня.

— Ты куда?

— На метро. Где здесь ближайшее метро?

— Постой!

Улыбаясь окружающим и глазеющим (милые бранятся — только тешатся!), Ирина взяла меня под руку.

— Ты с ума сошел? Отсюда никто не уезжает на метро. Где твоя машина?

— Опять двадцать пять: нет у меня машины! У Валеры есть машина, не путай. Помнишь Валеру? Такой симпатичный молодой человек. Кажется, у вас были какие-то отношения?

— Господи, морока! Садись в мою машину!

И она усадила меня в машину, которую как раз ей подали. В машине она сняла не только улыбку, показалось, она сняла лицо.

Стала злой, раздраженной и даже, трудно поверить, некрасивой.

У ближайшей станции метро остановилась. Огляделась, словно проверяя, нет ли слежки. И сказала:

— Выходите. Вы правы, это страшная чепуха. Я постараюсь сделать все, чтобы мы больше никогда не увиделись.