Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

Вернувшись в магазин, временный его хозяин начал обустраиваться. Когда он наконец изучил «перлы», ему открылась вся полнота тонкой мести продавца книг. Вместо того чтобы ограничивать Клода, Ливре предоставил ему неслыханное количество прав и возможностей, включая разрешение на проявление своего творческого потенциала. Продавец книг знал, что в таком случае пострадает либо «чудо-чердак», либо Библиополис. Если бы ответственность, которая теперь возлагалась на Клода, не позволила ему заниматься механикой, план Ливре осуществился бы. С другой стороны, если юноша взялся бы за свои медницкие работы и забросил магазин, то у Ливре были все основания действовать быстро и беспощадно. Говоря кратко, вместо того чтобы обязывать Клода, продавец книг поддержал все его стремления. Юноша принял вызов, не догадываясь, что за ним крылось. Игнорируя скрупулезно составленные распоряжения, Клод оторвал одно из них с веревки. Именно этот кусочек бумаги он вскоре приколет к стене чердака, а позже поместит и в трехмерное описание своей жизни. «Перл» гласил: «Если будет свободная минутка после закрытия магазина в субботу, подготовься к лекции о своих исследованиях и оформи витрины».

Ливре был очень чувствителен к собственному вкусу и слеп по отношению к чьему-либо еще. Это ясна читалось в витринах, что проходили по центру магазина. Каждую субботу он менял выставляемые книги, заполняя витрины произведениями давно умерших писателей, которые уже не могли угрожать его самомнению либо вызывать в нем зависть. Под рукой Ливре всегда держал небольшую коллекцию кож, крапчатой бумаги и тканей, которые использовал для оформления витрин. Он мнил себя прекрасным декоратором, раз мог положить голландский ин-фолио на утрехтский бархат. Перед отъездом Ливре окружил перевод «Естественной истории» Плиния Старшего крошечными дорическими колоннами.

Клод убрал гипсовые колонны, чтобы дать выход собственным эмоциям и интересам. В предвкушении других занятий он решил отдать дань уважения тем людям, что повстречались ему в Париже. Клод расчистил пространство для своей хмельной компании – Пьеро, извозчика и Плюмо. В конце концов и Л ив-ре вошел в застекленный пантеон мальчика. Он подумывал включить туда и женщину, однако ни одна представительница слабого пола не заслуживала помещения в витрину. В этом плане познания Клода не отличались глубиной, отчасти из-за молодости, отчасти из-за скромного характера. Правда, когда Этьеннетта справедливо обиделась на то, что ее нет во всех этих приготовлениях, Клод включил и девушку в оформление витрин. Аббата он нарочито забыл.

Проще всего было с Плюмо. Клод расположил одну из его ранних работ – деистскую утопию «Законы природы» – в первую витрину. Этьеннетта удовольствовалась размещением под стеклом таблицы логарифмов, хотя все же немного расстроилась, когда обнаружила в ней ошибку: «Кажется, логарифм 12 не равен 1,0413927».

Извозчик был глубоко тронут книгой, раскрытой на иллюстрации с банкетом. Под самой книгой лежали два больших половника. «Я буквально вижу, как пар поднимается со страницы», – сказал Поль, когда подъехал к магазину и увидел такое проявление почтения к своей персоне. Клод объяснил такой обман зрения тем, что гравюра выполнена в особой «изрезанной» технике.

С Пьеро возникли некоторые трудности. Просидев напрасно несколько часов, Клод встал перед выбором: красота Бюффона или точность и педантичность Реомюра – кстати, эти двое друг друга терпеть не могли. В итоге он остановился на трактате Реомюра по таксидермии, написанном в 1749 году. Книгу окружали четыре пушистеньких цыпленка, набитых опилками. Они поддерживали клювами уголки титульной страницы.

С витриной Ливре пришлось труднее всего – так широк был выбор. Множество низкооплачиваемых и оскорбленных граверов согласились бы бесплатно сделать карикатуру на его плюющуюся физиономию. С другой стороны, газетные лавки буквально завалили Париж рисунками, изображавшими желудочно-кишечные пертурбации торговца. От обоих вариантов Клод отказался. Он хотел отобразить всю парадоксальность привычек Ливре, смесь высокого и низкого, изящного и безвкусного. Поэтому юноша выбрал рисунок, изображавший современную систему канализации, которая однажды вдохновила его на создание части своего чудо-чердака. На картинке были нарисованы в разрезе здание и улица со сложной системой стока, исходящей из туалета. Клод назвал иллюстрацию «Истинные парижские тайны» и укрепил ее при помощи одной из клизм Ливре и плетки из лошадиного волоса.

Одна витрина оставалась пустой. Клод вытер с нее пыль, отполировал стекло специальной перчаткой и вымыл пузырчатую раму. Витрина все не давала юноше покоя, оставаясь незаполненной. Как же ему представиться зрителю?

Клоду всегда было трудно бороться с собственными увлечениями. Выразить их вообще представлялось невозможным. Он пролистал все руководства по ремеслам, какие имелись в магазине, в поисках вдохновения. Но так и не нашел ничего подходящего. Он даже вновь обратился к иллюстрациям «Энциклопедии» (многотомное издание Ливре было гораздо полнее тех разрозненных томов, что хранились в Турне). «Энциклопедия» тоже не окрылила Клода. Сняв с полок около полусотни книг, он наконец нашел гравюру, отражавшую и его состояние духа, и ремесло. Картинка просто ошеломила Клода, она притягивала и отталкивала одновременно. В одном углу изображалась тень мужчины, борющегося со всевозможными шестернями и блоками, решетками и перекладинами, прутьями, спиралями, рычагами, катапультами и колесами. Сами устройства напоминали Клоду о волшебстве работающего механизма, о том, как быстро и четко вращается маховое колесо, как доверительно тикают мастерски собранные часы. А вот в контексте сцена обретала жуткий и гнетущий смысл. Устройства, сами по себе такие прекрасные, являлись орудием пытки. Шестерни и цепи вращались благодаря мучениям и ужасу узника, приводились в движение жестокой бесчеловечностью. Картинка была маленькой, но несла глубокий и жуткий смысл. Гравюру выполнили при помощи концентрированной азотной кислоты, и это напомнило Клоду о забытых начинаниях. Этой кислотой юноша пользовался в работе над металлом, растворял ею серебро. Он на секунду задумался, силясь воскресить в памяти, как аббат показывал ему поднимающиеся над крепкой смесью селитры и обожженного купороса кроваво-красные пары. Рисунок, выбранный Клодом, полнился бесполезными мыслями о недоступных мирах.

Клод провел первую неделю своей обретенной свободы в чтении книг, ведь никогда ранее ему не представлялось такой возможности. Права, что описал Плюмо в своей деистской утопии, были ничем по сравнению с открывшимися перед юношей горизонтами. Без какого-либо вмешательства со стороны Ливре Клод занимался и своими делами и в то же время ублажал клиентов «Глобуса». Последние же не просто остались довольны – они были очарованы. Прохожие покупали, брали напрокат книги и гравюры все чаще и чаще. Клод радовался этому. Хотя ему ничего не перепадало от выручки «Глобуса», набитая до отказа касса с монограммой на боку все же охладила бы гнев Ливре, вернувшегося с курорта.