Макар Троичанин - Да пошли вы все!.. Повесть

- Может быть, ты и прав. – Отхлебнул ещё и, оживая от допинга, разговорился: - Знаешь, твой слюнявый опыт, как я погляжу, у вас, у русских, давно вошёл в практику. Я бы на месте думцев обязательно подправил семейный кодекс законом, разрешающим вступать в брак не ранее двадцати восьми лет. – И объяснил, почему: - После школы – 5 лет учёбы в институте или техникуме и 5 лет на материальное и моральное становление, когда разумом, а не членом начинаешь понимать, зачем тебе семья, жена и дети.

- А до 28-и плодить безотцовщину? – едко возразил крещёный опытом старший товарищ, вспомнив заодно, что он наплодил после 40.

Азарян ухмыльнулся и ещё промочил горло. Этот армянин никогда не горячился в спорах и был твёрд и непреклонен в отстаивании своей правды.

- Как будто русских сирот при маркированных отцах сейчас мало! – воскликнул он в сердцах.

«Он прав», - подумал Иван Ильич, опять вспомнив о дочери, для которой не стал, а может, и не захотел стать настоящим отцом, безвольно отдав во власть матери.

- Ты думаешь, в 20-22 года они создают семью? – Оппонент тоже засомневался. – Они играют в неё, а когда надоест, разбегаются, нисколько не заботясь о появившихся живых игрушках, подбрасывая их родителям, оставляя в роддомах, а то и просто выбрасывая. – Допив чай, Тимур налил себе ещё. – Родители тоже вносят лепту в разлад, защищая каждый своё непутёвое чадо. В законе я бы обязал их наравне с отцом выплачивать алименты, тогда бы задумались прежде, чем соглашаться на свадьбу и мутить воду в чужом корыте, помогая разводу. – Тимур наклонился и погладил Дарьку, которому вздумалось почесать за ухом, словно он тоже понимал суть разговора. – Если я и женюсь, то только на своей, на армянке.

- Чем же тебя наши красавицы не устраивают, которых ты портишь без зазрения совести? – обиделся за своих патриот.

- Тем и не устраивают, что чересчур податливы и настоящего понятия о семье не имеют, - с непонятной злостью ответил удачливый браконьер. – Только наши женщины знают, как обустроить семью и как её содержать, только они понимают, что женщина – оплот семьи. У мужиков, ты знаешь, больше стрессов от работы и от дурных начальников. Домашним они признаться в несостоятельности стесняются, боясь лишиться авторитета главы семьи, все обиды и стеснения носят в себе, переживают молча. Отсюда и водка, и льстивые друзья-собутыльники, и бабы-сиюминутки. Чтобы не спиться и не скурвиться, нам нужна настоящая жена-друг, чтобы понимала мужа, умела угадывать его состояние, могла разумно поговорить, встряхнуть, если надо, или успокоить и посоветовать достойно отступить и найти более подходящее дело. Когда она по-настоящему живёт заботами мужа, в семье всегда будет мир и порядок. Такая никогда не уронит достоинства главы семьи и другим не позволит. А от ваших, - презрительно скривил губы давно обрусевший армянин, - то и дело слышишь: «Мой не может! Мой не умеет! Мой не в состоянии!». Гордые армянки никогда не унизят себя унижением мужа.

- Тебе не жена нужна, - заметил бывший подкаблучник, - а домрабыня.

- Мне порядок в доме нужен, - сердито возразил разборчивый жених, - а не бардак, когда каждый тянет одеяло на себя. А порядок, ещё раз повторяю, устраивает женщина, это её обязанность, она – блюститель семейной гармонии. Армянки обучены этому с детства. Да и старики наши никогда не дадут согласия на свадьбу, пока не прощупают молодых до последней косточки и не убедятся, что они достойны друг друга.

- Ну, наши женщины тоже умеют строить семью… - не сдавался женский адвокат, вспомнив прораба Элеонору и потерпев фиаско в первом же деле.

- …под себя, - продолжил Тимур. – И главными строительными материалами у них жалость, слёзы, упрёки и тому подобное без цементирующей примеси понимания. Чуть что не так, сразу в слёзы, сразу обидные упрёки. Всё, на что способны – пожалеть. Сначала себя, потом детей, и совсем потом, чуть-чуть, изверга. Их убогому понятию доступна только одна примитивная причина семейного разлада – любовница у мужа.

- В большинстве случаев так оно и есть, - вставил адвокат.

- Так, да не так! – обрезал его распоясавшийся от неудачной ночи противник русских женщин. – Любовницы и водка – причины вторичные, но в этом ваших женщин не убедишь. Букет из слёз, жалоб и упрёков обрушивается на мужа с такой силой, что он или сдаётся и спивается, или со скандалом бежит, бросая всё: и квартиру, и имущество, и доброе имя, и детей, к которым его больше не допускают.

«Я не сбежал», - грустно подумал Иван Ильич, - «меня просто-напросто выставили за дверь как ненужную мебель».

- У нас в Армении, - продолжал давно обрусевший армянин, - твёрдо убеждены: если семья разваливается, ищи причину в женщине. У вас всё валят на мужика. И знаешь почему?

- Почему? – не догадывался пострадавший.

- Потому, что судьи – сплошь женщины, - убеждённо сказал сверх меры облагодетельствованный противным полом.

- Слушай, если ты совсем не уважаешь русских женщин, - логично спросил единственный слушатель лекции на спорную семейную тему, да ещё с национальным подтекстом, - зачем же ты тогда соглашаешься на… близкую связь с ними? – дипломатично задал единственный вопрос.

Тимур помолчал, подумал и, широко улыбнувшись, неожиданно ответил:

- Жалко их, - и они оба громко рассмеялись. Отсмеявшись, добряк посоветовал: - Если вздумаешь повторить опыт, бери армянку – не пожалеешь.

- Повторения не будет, - быстро и убеждённо отказался от заманчивого совета убеждённый холостяк. И они опять рассмеялись, зная, что никто не застрахован от природного опыта.

Обмен полезными мнениями прервал Дарька. Насторожившись, он сделал пружинистую стойку, вертикально задрав обрубок, и, оскалившись, грозно зарычал, предупреждая о приближении к охраняемой территории чужака. По коридору твёрдо простучали каблуки, дверь отворилась и

- Привет, мальчики! – в комнату вошла девочка не первой свежести. Она быстро оглядела тесную компанию и прошла к столу. Дарька, не выдержав нахальства, коротко и звонко взлаял. – Чья это тварь? – приостановилась и зло сузив серые глаза, затемнённые чёрной тушью, спросила, ошибочно остановив взгляд на Тимуре.

Иван Ильич поднял бесстрашного стража и бережно поставил на стол.

- Сударь! – гордо представил малыша злюке. – Прошу любить и жаловать.

- Твоя? – удивилась она, переводя взгляд с большого усача на маленького и обратно. – Ни жаловать, ни тем более любить не буду! Не дождётесь! – и брезгливо сморщила злой тонкогубый рот. – Какое страшилище!

Тимур улыбнулся, коротко взглянув на неё.

- Он тебя – тоже! – точно определил результаты знакомства. – У вас с ним нелюбовь с первого взгляда.

Отверженная смерила его презрительным взглядом.