Макар Троичанин - Да пошли вы все!.. Повесть

- Открывайте шампанское! – заорала она ни с того, ни с сего. – Подавайте бокалы! – запыхалась от спешки.

- Тебе подвалило наследство от бедной тётушки из богатых Штатов? – спокойно спросил насмешник-пессимист Азарян.

Все и без него хорошо знали, что у Жанны Александровны живёт за океаном тётка, удачно смывшаяся туда с мужем-американцем ещё в восьмидесятые годы интеллектуального застоя.

- Всем подвалило! – ошеломила насторожившихся сотрудников переполненная околонаучными сплетнями Божия жена. – Всем!

- Тогда давай раздавай, - нетерпеливо предложил Брызглов. – Не тяни резину.

Жанна Александровна патетически ступила на середину комнаты и щедро протянула руки.

- Держите! Нашу шарашку преобразуют в лабораторию! – выдала, наконец, сногсшибательную новость.

Наступила истинно лабораторная тишина. Присутствующие замерли, изобразив застывших манекенов.

- Разыгрываешь? – сумел, наконец, выдавить из себя общий вопрос Азарян.

- Я – не ты! – рассердилась благая вестница. – Серьёзными вещами не шучу! – и изнеможённо опустилась на стул рядом с Иваном Ильичом.

- Ты в курсе? – спросил тот у мужа пресс-атташе.

- Нет, - осторожно, чтобы не растрепать причёску, помотал головой Брызглов. – Реорганизация действительно зреет, а какая – прессе неизвестно.

Известно-неизвестно, а все поверили Жанне Александровне. А она ещё больше подсластила приятную новость.

- Говорят, что уже подыскивают руководство. Не исключено, что завом будет кто-то из наших.

- Тут и искать нечего, - вмешался сметливый армянин. – Лучше Ивана Ильича зава не найдёшь.

- Дулю! – мгновенно среагировал на лестное предложение лучший кандидат. – Ищите горбатого на стороне! – и нервно заелозил руками по бумагам.

- Не рано ли мы делим шкуру зава? – примирительно сказал Брызглов. – И вообще, думаю, что при дележе нас не спросят.

Вошли Михаил с Шматко. У первого в руках была какая-то бумаженция, а у второго – лицо в красных пятнах.

- По какому поводу базар? – строго спросил начальник во временной шкуре.

- Лабораторию из нас хотят сделать, - поспешил сообщить Азарян. – Оплата по первой группе светит, - обрадовал, наконец, всех тем, с чего и надо было начинать новость.

- Михаил Владимирович, - встрепенулся Павел Андреевич, поменяв красные пятна на бледные, - отдайте заявление, я ещё подумаю, - и почти вырвал листок из рук начальника.

Все понятливо нервно рассмеялись, и Шматко – тоже.

- А чем чёрт не шутит! – задумчиво озвучил тайные мысли каждого мудрый партиец. – Вдруг на этот раз реорганизация обернётся для нас не разрушением, а созиданием. – Сотрудники молчали, и у каждого в глазах читалось: «А вдруг?» Викентий Алексеевич вздохнул. - Поживём – увидим, - закончил наимудрейшей мудростью. – А мне что-то нестерпимо захотелось есть. Тем более что до обеда остались какие-то полчаса. Опаздываем, братья-лаборанты! Я пошёл. Обед – святое, и никакие реорганизации не отменят его и не заменят.

Все повалили в дверь следом, даже начальник, а последним тенью прошмыгнул Коля, просидевший всю реорганизацию за перегородкой. Остались Иван Ильич и Жанна Александровна.

- Ты что, и вправду не хочешь быть завлабом? – спросила она недоверчиво, не поворачивая к нему напряжённого лица.

- Я серьёзными вещами не шучу, - улыбнувшись, ответил он её словами, сразу сообразив, зачем она осталась. И не ошибся.

Чуть помолчав, Жанна Александровна спросила:

- А как ты думаешь – Михаилу светит? – и замерла в ожидании судного ответа.

- Почему бы и нет? – не очень уверенно предположил Иван Ильич, тяготясь неприятным разговором. – Вполне может.

Жанна Александровна повернулась к нему и посмотрела в глаза.

- Ты говоришь так, будто не уверен в том, что говоришь, - услышала она сомнение в его голосе.

- Почему не уверен? – вяло сопротивлялся интеллигентный лжец. – Только стоит ли? – и зашарил по столу в поисках лежащего на краю фломастера.

Она удивилась:

- Что значит – стоит?

Он, наконец, нашёл злосчастный фломастер и завертел его в пальцах.

- Хочет ли этого Михаил?

Её глаза расширились от полного удивления и непонимания.

- Что значит – хочет?

Иван Ильич положил фломастер, осторожно откинулся на спинку стула, чтобы быть от неё подальше, и врезал с полным пониманием того, что говорит:

- А то, что этого хочет не он, а ты.

Она нервно сглотнула подступивший к горлу ком и сузила затемнённые синью глаза.

- И ты считаешь, что я поступаю плохо?

- К сожалению, - подтвердил он. – Ты заталкиваешь его не на его ступеньку.

Она вспыхнула и возмутилась:

- И это говорит его лучший друг!

Правда, друзьями Иван Ильич и Михаил Владимирович, в нормальном понимании дружбы, никогда не были. Были товарищами по институту и, по инерции – по совместной работе в КБ. Постепенно с годами и товарищество заглохло, осталось одно давнее знакомство, не обязывающее ни к чему, да и оно стало прохладным, когда Михаила неожиданно назначили ВРИО, и он, отдалившись от всех, начал серьёзно болеть эпидемической русской болезнью.

Жанна Александровна порывисто встала, собираясь уйти от лучшего друга.

- Да погоди ты! – остановил её Иван Ильич. – Не кипятись попусту. – Она послушалась. – Потому и говорю так, в открытую, что считаю вас друзьями. Ты ведь делаешь ему диссертацию? – Она передёрнула плечами, не отвечая. – Возьмись-ка за неё вплотную и сделай для себя. – Она недоумённо уставилась на него. – С твоими знакомствами в институте оформить и защититься не составит затруднений. – Она слушала внимательно. – Вот увидишь: Михаил бросит пить, когда поймёт, что не надо тянуться сверх отпущенных богом возможностей. – Она порозовела от возбуждения. – Через полгодика будешь у нас первой сайенс-леди. – Она засмеялась, довольная перспективой. – Глядишь, и завлабом у нас станешь, - Иван Ильич приятельски подмигнул будущей завлабше.

Она засмеялась ещё громче, ожгла его синим пламенем, выкрикнула:

- Провокатор! – и пошла на выход.

А Иван Ильич с наслаждением смотрел на двигающиеся жернова её задницы и подумал, что ядовитые зёрна его предложения уже начали прорастать. Сверхудовлетворённый собой, он достал из стола захваченный из дома бутерброд с сыром и консервированной корюшкой, согрел дежурный чайник, налил чаю покрепче и только собрался приступить к священной, по мнению Брызглова, трапезе, как перед глазами прошла какая-то туманная пелена, а всем телом стало овладевать, нарастая, какое-то беспричинное беспокойство. Он помотал головой, подвигал руками, потопал ногами, но не помогло: хотелось вскочить и бежать, бежать… Куда? Нервы? «Надо, наверно, проветриться», - решил он, - «а то засиделся в духотище, разволновался от бестолковой болтовни». Взял лист бумаги, написал подрагивающей рукой «Ушёл в библ.», засунул бутерброд в пакет, спрятал обратно в стол, чай вылил в раковину и ускоренным шагом заспешил на свежий воздух. Из подъезда почти выбежал, не соображая, кто и почему его гонит, куда и зачем он идёт. Увидев такси, поднял руку, нетерпеливо замахал, останавливая, плюхнулся рядом с водителем, не раздумывая, назвал свой адрес и уже знал, что проедет дальше, до свалки.