Фиона Кэмпбелл - Смерть клерка

— Я не знаю, что ей сказать!.. — слова застряли в горле.

Дочь Доппо оказалась прямо перед ним, в черном, как смоль, кимоно, с четками в руке. Кэндзи поставил стакан с виски на стол, но потом, передумав, снова схватил его.

— Спасибо, что пришли. Я Умеко Судзуки. Доппо был мне…

— Мы знаем, кто вы, — неожиданно для самого себя прервал ее Кэндзи.

В комнате было полно людей, но на мгновение показалось, что стало совсем тихо, и только эта фраза прорезала воздух. Она прозвучала громко и как-то неестественно визгливо. Осекшись, Кэндзи заговорил спокойнее:

— Я бы даже на улице узнал вас. То есть… я хотел сказать, что вы очень похожи на отца.

Наверное, ей понравились его слова, Умеко грустно улыбнулась.

— Я подумала, что вы хорошо знали отца, — сказала она, кивнув на рубашку Кэндзи.

— Да, это его подарок.

Чувствуя себя нелепо, Кэндзи теребил лацканы пиджака, соединяя их вместе.

— Должна признать… — Умеко обвела комнату взглядом, — я и не думала, что у отца здесь было столько друзей. Теперь понятно, почему он так не хотел переезжать на Гавайи. Он не мог оставить вас.

«Но все же оставил!» — подумал Кэндзи.

Все знали о плохом здоровье Доппо. Знали о том, что ему нужно похудеть, бросить курить, не есть столько гамбургеров и перестать играть в пачинко. Но никто из них не говорил ему этого. Надо было убедить его поехать на Гавайи, где о нем бы позаботилась дочь!

— Я подвел его, — громко, чтобы Умеко услышала, признался Кэндзи. — Он был моим лучшим другом. Он спас меня. А когда ему понадобилась помощь, я подвел его. Я должен был уговорить его не принимать все так близко к сердцу, бросить курить, не пить столько пива. А я молчал. Я был слишком занят самим собой… Пожимая руку Кэндзи, Умеко рассмеялась.

— Никто бы не уговорил отца делать то, что он не хотел. Даже мама. А ее он боготворил!..

Она всхлипнула, слеза скатилась по щеке. Муж Умеко пытался пробиться к ней с другого конца комнаты, но его постоянно останавливали, чтобы выразить соболезнования.

— Скажите, — Умеко схватила Кэндзи за руку так крепко, что кровь перестала поступать к пальцам, — у вас есть дети?

— Двое, — ответил он.

Доцент и Мити куда-то исчезли.

— Тогда пообещайте мне одну вещь.

— Все, что хотите.

Кэндзи исполнил бы любое ее желание, только чтобы избавиться от тяжкого бремени вины, которое съедало его изнутри.

— Пообещайте, что никогда больше не будете играть в пачинко! Ради вашей семьи. Ради вашего здоровья. Посмотрите, что случилось с моим отцом! Игра лишила его жизни!

Что он мог ответить?.. Он не мог сказать, что не в силах пообещать ей это. Что то, от чего Доппо спас его, было намного страшнее для его здоровья, чем пачинко. Но он пообещал, что никогда больше не будет играть. Муж Умеко наконец-то добрался до нее, и на этом разговор закончился.

Кэндзи отошел, но еще некоторое время наблюдал за парой издалека — они молча стояли, прижавшись друг к другу лбами, соединив руки. Вскоре он ушел, не попрощавшись ни с друзьями, ни с Умеко. Слезы катились по его лицу. Кэндзи спустился в метро и долго добирался до дома в каком-то отрешенном состоянии. Всю дорогу он думал только о близнецах и мечтал, как крепко обнимет их обоих сразу и поцелует мягкие душистые макушки…

— Где ты был?! — спросила Ами, едва Кэндзи переступил порог, прикрыв за собой дверь.

У видев его опухшее от слез лицо, она слегка умерила гнев.

— Где ты был?.. — в голос закрался страх.

— На работе, — ответил Кэндзи, пожимая плечами.

Он целый час бродил около дома, пытаясь успокоиться, а зайдя в квартиру, почувствовал, что просто потратил время зря. Ему хотелось рассказать все Ами начистоту. Хотелось, чтобы они обнялись так же, как Умеко с мужем! Может, это и есть настоящая любовь?.. А у них с Ами было что-нибудь подобное? Конечно, было! Точно было! Но только один раз…

— Не ври мне!

— Я не вру!

Кэндзи прошел мимо жены на кухню и рухнул в кресло.

— Я звонила тебе на работу.

Это было как удар в живот. Ни разу за все время их брака Ами не звонила ему на работу. Если ей нужно было поговорить с мужем, она набирала мобильный. А если не могла дозвониться, оставляла голосовое сообщение.

— Я разговаривала с Исидой. Он сказал, что ты уже давно у них не работаешь.

— Меня перевели в другой отдел, — слабо попытался оправдаться Кэндзи, зная, что не умеет притворяться.

Слезы снова потекли по его лицу, оставляя мокрые дорожки. Но теперь он оплакивал не Доппо. Он плакал о потерянной работе и об унижениях, которые ему пришлось пережить.

— Что с папочкой? — спросил тоненький голосок.

Обернувшись, Кэндзи увидел Юми в пижаме.

— Ничего, милая.

В глазах дочери появился тот же страх, что и у мальчика сегодня на похоронах. И Кэндзи ужасно захотелось, чтобы этот страх исчез навсегда.

— Твой папочка немного расстроился сегодня, вот и все, дорогая.

— Иди спать, Юми! — приказала Ами, и девочка нехотя ушла.

Убедившись, что дочь закрыла дверь в спальне, Ами села напротив мужа.

— Исида сказал мне, что тебя уволили.

Кэндзи молчал, пытаясь придумать, что ответить.

— Да, меня уволили. Сегодня. Поэтому я так расстроен. Но не переживай, я обязательно найду работу. У меня уже есть несколько наметок.

— Шесть месяцев. Он сказал мне, что тебя уволили полгода назад! Это правда?

Кэндзи молчал несколько секунд, прежде чем ответить:

— Да.

Он кивнул и вдруг заплакал, не в силах контролировать себя. Ами с отвращением смотрела на него. Кэндзи признался во всем, в малейших подробностях — как его уволили, как он бесконечно обивал пороги в поисках новой работы, как в конце концов сумел обеспечить семью. Кэндзи говорил и говорил, мечтая, что жена обнимет его за плечи. Она стояла, не шелохнувшись. Лицо ее каменело с каждым сказанным словом. Закончив рассказ, Кэндзи повесил голову, не смея взглянуть ей в глаза.

— Ноги твоей больше не будет в игровом зале! — прошипела Ами сквозь стиснутые зубы. — Ты слышишь меня? Никогда!

И он второй раз задень пообещал больше не играть в пачинко.

Кэндзи проснулся в обтянутом искусственной замшей желтом кресле, в котором сидел вечером. Ами раздвинула занавески на кухне. Веки Кэндзи дрогнули и, наконец, открылись. Он тупо смотрел на пылинки, танцующие в столпе солнечного света, заливающего гостиную. Кэндзи никогда не нравилось это кресло и диван. Не только цвет раздражал его, кресло еще оказалось невероятно узким и жестким. Болели все мышцы, даже те, о существовании которых он не подозревал. Но даже этот факт не заставил его пойти спать в кровать рядом с женой. Она, конечно, заметила его отсутствие, однако ничего не сказала утром. Ни утром, ни когда-либо еще. Может быть, и сказала, но точно не ему.