Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье

Фильм оказался отличным: мы орали от восторга, когда наш майор Федотов лихо облапошивал немцев и замирали от страха, когда герой должен был вот-вот провалиться. В самый интересный момент, когда разведчик захватил фашистского генерала, чтобы доставить в Москву, Колька дернул меня за рукав: "Пора!". Я знал, что, если мы хотим посмотреть фильм ещё раз, надо "тыриться", то есть прятаться.

Но где можно спрятаться в пустом зале, когда выходят последние зрители и начинают рассаживаться новые? Раньше мы пережидали эти минуты, улёгшись под креслами, но билетёрши уже знали эту уловку и проверяли зал. Однако Колька давно придумал другую прятушку, о которой было известно только самым близким его друзьям. Убежище было поистине уникальным — мы скрывались за лозунгами наших вождей. Дело в том, что вдоль экрана с потолка до пола спускались два кумачовых полотнища. На одном из них аршинными буквами красовались слова: "Из всех искусств для нас важнейшим является кино. Ленин.", на другом — не менее суровое выражение: "Кино в руках советской власти представляет огромную неоценимую силу. Сталин.". Эти слова можно было обнаружить в любом кинотеатре города, но только в нашей "Звезде" они просвещали зрителей с широких вертикальных плакатов.

Колька давно обнаружил, что за экраном находится небольшая сцена и, что экран не закрывает её целиком. Оставшиеся по краям щели и прикрывались плакатами вождей. Нам нужно было за минуту перед заключительным титрами, чуть отогнув край плаката, шагнуть на сцену, а когда в зале выключали свет, выбраться обратно. Так что в этот день мы просмотрели "Подвиг разведчика" два раза. Я уговаривал Кольку остаться и на третий сеанс, но он сказал, что ему пора на рынок — он с утра ещё ничего не ел. Да и мне пора было "возвращаться из школы". Года два после этого главным презрительным ругательством уличных мальчишек было аристократическое выражение: "Вы болван, Штюбинг!"

Я никогда не думал, что судьба сведёт меня с замечательным артистом, но, как известно, божьи пути неисповедимы.

Впервые я увидел Кадочникова мельком. Это произошло в пятьдесят втором году, когда мне было семнадцать. Зимним морозным днём я бежал мимо драмтеатра и увидел перед собой странного субъекта. На нём было светло-коричневое пальто в крупную клетку. Пермяки после войны одевались скромно — в серое или чёрное. Кроме того, зимой мы носили валенки, а этот пижон в пятнадцатиградусный мороз щеголял в нарядных ботиночках. Обогнав его, я оглянулся. Это был Кадочников, я его сразу узнал. К тому времени он был уже лауреатом Сталинской премии и успел сняться в "Повести о настоящем человеке" и картине "Далеко от Москвы". Долго разглядывать артиста не пришлось. Было видно, что он замёрз и спешит из театра в гостиницу.

Эта случайная встреча, как и детские впечатления от фильма, могли бы забыться, но случилось иначе. После армии я оказался в Ленинграде, окончил Медицинский институт и женился. Проезжая зимой по Кировскому мосту, я часто смотрел на купающихся в проруби "моржей" и соображал — герои они или сумасшедшие? Поскольку ответа не находилось, а вкус фрукта не поймёшь, пока не попробуешь, я решил познакомиться с "моржами" поближе. Разыскал Клуб моржей и решил спросить, что нужно делать, чтобы подготовиться к зимнему купанию?

Меня встретила женщина лет шестидесяти пяти по имени Виктория Игнатьевна. Она оказалась руководителем и организатором клуба. На мой вопрос она улыбнулась и сказала:

— Вы уже готовы. Другой подготовки не требуется.

— Как это? — не понял я.

— Вы же к нам пришли, значит решились. Подготовка тела не нужна, главное, чтобы решение созрело в голове.

— Но как же так? Ветер, переохлаждение, простуда…

— У нас ещё никто не простудился. После купания человеку даже жарко становится. Если хотите, можете сегодня и попробовать.

— Вы, наверное, шутите? Так, сразу? У меня и полотенца нет.

— Полотенце и плавки мы вам найдём. Но если вы человек нерешительный, тогда прощайте. Мы насильно в прорубь никого не тащим.

Как я мог отступить после этого?

В сарайчике было тепло. Стояла даже круглая железная печь, только топилась она не дровами. Какой-то умелец приспособил в топку электрический "козлик" и из топки шёл прогретый воздух.

Вокруг меня кипела деловая суета. За двумя ширмами переодевались женщины, и мужчины. Одни уходили купаться, другие, раскрасневшиеся и весёлые, возвращались в домик. Они подсаживались к столу, шутили, пили чай с баранками, рассказывали друг другу новости. Я почувствовал, что если не вольюсь в это славное общество, буду вечно себя презирать.

— Я готов, — роковые слова вылетели как-то сами.

— Вот и прекрасно.

Виктория Игнатьевна открыла небольшой чемоданчик, вынула мужские плавки и подала мне.

— Эти, думаю, подойдут. А я, хотя и купалась уже сегодня, вас как новообращённого, провожу.

Она показала мне, куда повесить одежду, подождала, пока переоденусь, скинула пальто и, оказавшись в купальнике, шагнула за порог.

Моржовый домик стоял у северных ворот Петропавловки. Это был небольшой сарайчик, сооружённый у стены бастиона. С замиранием сердца я шагнул на снег, но впереди шагала дама, и мне ничего не оставалось, как следовать за ней. До проруби надо было пройти босиком по снегу метров сто, затем перелезть по лестнице через чугунную решётку и выйти на лёд. Прорубь начиналась от берега.

— Вы зайдите по пояс, окунитесь и выйдите. Для начала этого достаточно. Голову можно не мочить.

Со словами "природа, обними меня", Виктория Игнатьевна зашла в воду, проплыла метров десять и вернулась на берег.

— Теперь вы, пожалуйста.

Я шагнул в ледяную воду. Это оказалось не так страшно, как я ожидал. Зайдя по пояс, окунулся — раз, другой, третий.

— Хватит, не увлекайтесь, — позвала с берега мой тренер.

Я вышел, она подала мне полотенце.

— Ну, вот и всё. Поздравляю.

Мы отправились назад. В воздухе было минус десять, дул небольшой ветерок, но мне он казался тёплым. Кожа покраснела, и я стал ощущать не холод, а тепло. Даже жарко стало, наверное, с перепугу. На обратном пути я плохо соображал. Удивление и восторг переполняли меня. Неужели я это совершил? И, оказалось — ничего особенного. Даже не замёрз. Неужели я такой же, как они? Но только что будет завтра?

Меня напоили чаем, и я отправился домой. Наутро чувствовал себя прекрасно, и после работы снова побежал к проруби. И, разумеется, прикипел.

Жене и тёще в новом увлечении я признался через месяц. Тёща ужаснулась (думаю, она решила, что я просто тронулся). Жена приняла новость сдержанно, а через неделю и сама захотела искупаться. Так начались наши многолетние зимние купания.

Но зачем я всё это рассказываю? Затем, что на восьмом десятке самому приятно вспомнить прошлое, но ещё и потому, что эта история связана с Кадочниковым.