Чезаре Дзаваттини - Слова через край

И был прав. Если издали посмотреть на эти ярко сверкавшие на солнце жестяные крыши, они представляли очень живописное зрелище. Усеянный бьющими из земли фонтанчиками (каждый житель вырыл собственную ямку, чтобы независимо от других чистить свою одежду), поселок казался тихим и спокойным также и тому, кто глядел на него с дороги. Граждане Бамбы появлялись в этих местах только на автомобилях, и взгляд их выхватывал всего пять-шесть хибарок, не больше, так как они мчались на большой скорости.

Кому могли помешать несколько сот человек? Эти поросшие травой пустыри были закуплены спекулянтами недвижимостью, которые терпеливо выжидали момент, чтобы перепродать их втридорога, когда город начнет разрастаться в эту сторону. Но город рос в противоположном направлении, и некоторые из спекулянтов успели умереть, так и не сумев извлечь выгоду из своих планов, а земли эти оставили в наследство своим детям, те — своим детям, которые в свою очередь уже начинали стареть.

Надо признать, что обитатели лачуг совершенно не мешали подлинным гражданам Бамбы. Лишь один-единственный раз произошел не слишком приятный случай: некий бездомный по имени Ансельмо останавливал по ночам людей со старым пистолетом в руке и, вместо того чтобы наставлять его на жертву, направлял оружие на себя и произносил: «Кошелек или моя жизнь!» И так как до прохожего не сразу доходил смысл таких слов, то Ансельмо объяснял, что если они не дадут ему мелкой монетки, то он покончит самоубийством. Но ему так и не удалось получить ни гроша ни у одной из своих жертв.

Вы спросите, на что эти бездомные жили? Не одним нее воздухом они питались? Наши четверо друзей продолжали лепить гипсовые статуи и статуэтки, а другие работали в городе — кто носильщиком, кто продавцом газет, кто полотером, кто мойщиком окон. Джео варил сахарные леденцы, а Семп был бродячим торговцем, но он настолько увлекался ораторским искусством, что каждый раз забывал о конечной цели — сбыть товар: так долго он расхваливал его в самых цветистых выражениях, что покупателям это надоедало, и они расходились. Был Акилле-акробат и еще один Акилле, который изобрел вексель с изображением цветочков и амурчиков, чтобы как-то облегчить печаль тех, кто должен по нему платить. Однажды тому Акилле было указано на то, что нововведение его — односторонне, поскольку никак неинтересно тем, кто должен по таким векселям получать.

В общем, все работали и все ели — пусть недостаточно, но все же ели. Говорят, что главная проблема в жизни состоит не в том, чтобы есть, а в том, чтобы другие не ели больше тебя. Это не совсем так; раз в месяц один из обитателей лачуг, вытянувший счастливый жребий, ел курицу, а остальные на него глядели. Это происходило в помещении наподобие маленького театрика, построенном Тото. В тот день все жители поселка сбегались посмотреть, как едят курицу, обычно вареную и еще дымящуюся. Некоторые пожирали ее с такой быстротой и одновременно с таким достоинством, что их награждали аплодисментами.

Некий Мак сводил концы с концами, собирая милостыню; подаяние он просил у нищих, так как просить у хорошо одетых людей он не решался. Нередко он хлестал себя но щекам, чтобы они покраснели, и оттого друзья его не замечали, когда он в самом деле краснел, слыша кое-какие разговоры. Если, например, кто-нибудь говорил: «Исчезло яблоко», он сразу же заливался краской, хотя я нам клянусь, что яблоко стащил не он. Тото делал все от него зависящее, чтобы отучить Мака от его пагубного ремесла. Ожидая, пока Мак исправился, Тото придумал способ улучшить его положение и вместе с тем сделать так, чтобы он приносил пользу ближнему. Каждому, кто подавал милостыню, Мак должен был говорить: «Спасибо, помни, что ты должен умереть», — таким образом уча прохожих уму-разуму. Через некоторое время ни один человек в Бамбе не подавал Маку больше ни гроша, и тогда Тото посоветовал Маку вместо мудрых фраз сообщать точное время: «Спасибо, сейчас десять минут девятого».

Когда было решено расширить и украсить общественный садик — бездомные могли гулять в нем по очереди, не больше трех семей одновременно, — потребовались деньги, хоть немножко, а их не было, и наш Тото придумал выдавать безработных напрокат гражданам Бамбы. А на что эти бедняки жителям Бамбы? Сейчас скажу. Тото собирал своих подданных в одной из лачуг — одних ставил по правую руку, других — по левую. Справа висел плакат: «Славословы — 10 лир в час», слева: «Слушатели — 15 лир в час».

Как только у граждан Бамбы появлялась нужда в тех или других, за ними приходили и уводили с собой, а потом приводили обратно и платили положенную сумму. И являлось за ними гораздо больше людей, чем вы предполагаете, — знатные господа, адвокаты, врачи и так далее. Например, один бамбиец брал двух славословов на полдня: он вел их с собой в парк и, усевшись на скамейку, приказывал, не умолкая ни на секунду, себя славословить, так что несчастные уже не знали, что говорить, и без конца повторяли одни и те же похвалы. Однако клиент был все равно доволен. По правде говоря, у него и дома были слуги, которые время от времени распахивали дверь в его кабинет и кричали: «Тонкий ценитель искусств!» — или: «Благородная и чистая душа!» — а потом исчезали, чтобы вновь появиться и петь ему славу из-за портьеры или через форточку.

Так текла жизнь в поселке бездомных, не скажу — радостная и веселая, но все же близкая к тому; текла до тех пор, пока в дело не вмешался дьявол. Дьявол пошептал что-то на ушко Рапу, и однажды утром Рап, не сказав никому ни слова, пошел в город. Скоро мы с вами увидим, для чего он туда направился.

Чтобы вы не умерли от любопытства, скажу заранее, что Рап пошел к синьору Мобику; о последнем пора уже дать читателям объективную информацию. Пока я отвечаю на ваши вопросы, Рап дожидается приема у синьора Мобика.

Красив он или уродлив?

Мобик был довольно высокий и толстый, в общем, вы про него сказали бы, что он ничем не примечателен, совсем как мы с вами; однако вы не правы — у него были свои дома, он торговал растительным маслом, шелком, резиной, лошадьми, железом, и ему принадлежала самая большая фабрика детских воздушных шариков. В его гардеробе насчитывалось десятка два пар обуви. С ним все здоровались первыми, даже те, кто не имели с ним никаких деловых отношений и отнюдь его не любили. Мобик считал это вполне естественным.

Была ли у него семья?

Синьор Мобик семьи не имел. А может быть, и имел. Когда дело касается воротил финансового мира, установить это довольно трудно. Известно лишь, что один старый слуга по имени Адемаро был ему весьма предан.

Этот Адемаро служил у Мобика уже много лет. Сколько раз бедняга Адемаро кубарем летал с лестницы! Может быть, потому что Мобик давал ему пинка? Нет, честное слово, нет. Когда Мобик только приехал в Бамбу из провинции, он был гол как сокол; он приглашал к себе обедать влиятельных лиц города, чтобы проложить себе дорогу, завязать нужные знакомства, но после того, как Мобик сообщал гостям, какие деликатесы им сейчас подадут — например, куропаток с трюфелями и картофель, приправленный ароматическими травами, отборную спаржу и лангуста, отваренного заживо в молоке, — так вот, в тот самый момент Адемаро спотыкался и падал с невысокой лесенки, которая вела в столовую, где гости сидели с вилками наизготовку. Гости в испуге вскакивали, Мобик чуть не падал в обморок при виде распростертого на полу слуги и казался столь безутешен, что приглашенным приходилось отказаться от яств, расхваленных Мобиком. Расходились они, однако, в убеждении, что Мобик не только страшно богат, но и обладает чувствительной душой. Таким образом, при минимальных затратах, хотя и с серьезным риском для здоровья Адемаро, который однажды охромел на месяц, а в другой раз — на целых два, Мобик сумел войти в доверие к лучшим семьям Бамбы. Был ли он счастлив?