Чезаре Дзаваттини - Слова через край

На рассвете он и мальчик снова в пути. Шагая по тропе, они встречают других пастухов с их стадами, тоже только что выгнанными из загонов. Пастухи или вовсе не здороваются друг с другом, или ограничиваются кивком. В полях уже можно увидеть несколько крестьян, которые обрабатывают землю древней мотыгой. Солнце поднимается в небе, и старик надвигает шляпу по самые глаза, чтобы защитить их от лучей, он идет, почти не глядя перед собой, опустив лицо к земле. Мы видим, что он идет не по той тропинке, где остальные пастухи, а в противоположном направлении. Вскоре он уже на крошечной деревенской площади; здесь, под портиками, точно изваяния, застыли несколько женщин, разложив перед собой нехитрый товар они ждут покупателей.

Проходит старый почтовый фургон, почти задевая овец которые сгрудились в тени; мальчик следит взглядом за проходящим фургоном. Старый пастух в это время уже дошел до портиков и заглядывает в какой-то склад; у входа женщина в черном ссаживает со стула тщательно причесанную девочку в белом платьице.

В этом складе врач осматривает больных. Приемная отделена перегородкой от маленькой амбулатории. Все сидящие терпеливо ждут. Здесь человек десять мужчин в блузах местного производства, похожих на униформу и три или четыре одетые в черное женщины, у одной на руках ребенок, ему всего несколько месяцев. Входит женщина с девочкой в белом платье, бормочет «буэнас» и остается стоять, прислонившись к стене и держа девочку за руку. Старик тоже стоит, ни на кого не глядя машинально подносит к глазам мокрый и грязный платок Из амбулатории выходит другой старик, надевает берет; теперь очередь женщины с ребенком. Другая женщина достает из корзины бутылку воды и дает попить стоящему рядом мальчику болезненного вида. Потом спрашивает у соседа, не хочет ли он попить, и тот пьет. Это человек лет сорока, с непроницаемым лицом. Спрашивает, из какого источника вода. Женщина называет источник. Другой мужчина говорит, что даже источник Кампильо высох. «Завтра будет дождь», — говорит самая старая из женщин. «Да, будет», — отзывается мужчина с непроницаемым лицом, но, видимо, не слишком верит в это. «Дождь будет, будет», — уверенно повторяет женщина. Какой-то человек замечает: «Дождя не будет весь октябрь». И еще один голос: «А в сороковом дождь шел». Все молчат. Настала очередь нашего пастуха: он стоит перед врачом, как обвиняемый. Врач молод. Приподняв двумя пальцами веко пастуха, он спрашивает: «Сколько лет ты глотаешь пыль?» Пастух правой рукой делает жест, как бы говоря: «Много!» — «Я дам тебе воду, чтобы промывать глаза, но ты должен носить очки, — говорит врач. И добавляет: — Черные очки, от солнца». Пастух говорит: «Нет, очки — нет». — «Купи очки, купи, они стоят недорого». Врач отпускает его. «Никто их не носит», — говорит пастух. «Как никто не носит? — Врач берет со стола свои очки и показывает пастуху. — Все носят». — «Пастухи — нет», — отвечает старик.

Прошло некоторое время, мы видим пастуха уже в другом месте: в маленьком магазинчике под портиком, где продается все — от очков до ботинок. Его лицо отражается в разбитом зеркале, на носу очки. Он тихо стоит и смотрит на себя, словно не узнавая, потом снимает очки — в зеркале появляется знакомое лицо. На прощанье он что-то недовольно бормочет, выходит из магазинчика с очками в руке и тут же прячет их в карман.

Мальчик рассматривает афишу кинематографа, он встрепенулся, заслышав голос старика, созывающего овец. Отара направляется в поле, оставив позади неясные голоса женщин, толпящихся около источника с водой.

Поля залиты солнцем, и овцы снова поднимают облака пыли. Старика вдруг обволакивает еще более густая, чем обычно, туча пыли: мимо проходит грузовик с прицепом. Наконец-то пастух решается вынуть из кармана черные очки и надеть их. Мальчик с удивлением смотрит на него. Они молча идут по тропинке. Навстречу идет другой пастух с большим стадом овец. Он далеко, метрах в ста от них. Когда расстояние сокращается до двадцати, старик снимает очки и снова кладет их в карман. Два стада встречаются и расходятся, в густой пыли пастухи обмениваются приветственными жестами. Тот, другой пастух спрашивает у старика: «Есть вода в пруду?» Старик отвечает: «Мало». И один продолжает свой путь на юг, а другой в это время идет на север.

Вот они отошли друг от друга метров на тридцать, старик оборачивается — не следит ли за ним тот пастух, — потом снова достает очки и, надев их, продолжает свой бесконечный путь по направлению к задернутому пылью горизонту.

Она безумно влюблена в него, он просто красавчик. Он ленив, у него черные глаза, они кажутся задумчивыми, а на самом доле он но думает ни о чем. Может быть, он даже немного туповат, но с этаким налетом мечтательности. Зовут его Марио. Кто он? Принц.

Мария любит его. Она обрушивает на этого смуглого и медлительного южанина всю свою энергию, свою потребность любить, которую в течение многих лет скрывала даже от самой себя. Она его невеста, мать, жена, сестра. В мечтах она видит его модным певцом: вот к нему пришла слава, его считают своим на улице Теулада.

Они познакомились случайно в шумную ночь на св. Сильвестра, в траттории, где он пел по просьбе друзей.

Она сидела за столом с отцом и матерью, двумя маленькими, тщедушными старичками; неужели это они дали жизнь этой пышущей здоровьем девушке, которая их обожает и потому все еще не нашла себе мужа! До сих пор она с недоверием относилась ко всем, кто за ней ухаживал. Как-то они будут вести себя по отношению к ее старичкам?..

Мария служит в большой фирме. Все свои деньги она тратит на то, чтобы сделать стариков счастливыми. А те в самом деле не испытывают недостатка ни в чем, и если уж им чего-нибудь не хватает, то это с лихвой восполняется душевным пылом, воображением, любовью дочери.

Он приехал с Сицилии. Года два назад. В столице он ищет работу, ищет медленно, как все южане, и никак не может найти либо находит только временные занятия. Мать воспитала его, как воспитывают святых или на худой конец наследных принцев; она была твердо уверена в том, что такие волнистые волосы и такая нежная кожа в один прекрасный день непременно обеспечат ему место, достойное его утонченной грации.

Он всегда позволял себя любить; в отличие от Марии у него не хватало ни силы, ни фантазии, чтобы быть в любви ведущим.

Конечно, Мария ему нравится, он не импотент и не извращенец, но очень пассивен, и если поначалу Марии еще как-то удавалось зажечь его, пробудить в нем хоть какую-то инициативу, то очень скоро южный характер снова взял свое, может быть еще и потому, что сама Мария чересчур деятельно и всепоглощающе его любила.

Он пел, а она долго смотрела на него и порой — нечто для нее совершенно необычное — даже забывала о своих родителях.