Владимир Митыпов - Геологическая поэма

— Фотоаппарат с собой? — деловито спросил он.

— Снимал я, даже несколько раз. Только на черно-белой пленке ни черта не видно.

— А на цветной?

— Где б это я ее обработал — в Абчаде, что ли?

— Ах да! — пробурчал Роман, не отрываясь от бинокля. — Не мог вчера сюда привести! Полазили бы по обнажению, обстучали молотками…

— Бесполезно. Как сказал поэт: «Большое видится на расстоянье». Самая лучшая точка обзора — здесь, на этом месте. Проверено. А во-вторых, вчера б мы ничего не увидели, даже отсюда.

Роман вопросительно обернулся.

— Дождь, — пояснил Валентин. — Смыл пыль, цвета выявил…

— Ч-черт! — Роман досадливо крякнул. — Не сообразил, лобик узенький. Ведь в каждом маршруте как отколол образец, так обязательно плюнешь на него, чтоб лучше рассмотреть… А ты молоток, старик. В тот раз, на самолете, солнце задействовал, сейчас вот — дождь.

— У нас на первом курсе был декан, старый геолог. Покатилов. И он даже не в лекции, а так, курили где-то в коридоре, рассказал про аналогичный случай, я и запомнил. Потом в маршрутах я сам заметил — разные структуры становятся видны в разное время дня, при разной погоде. Вот в прошлом году первый снег так мне отретушировал одну структуру…

— Оказывается, ты с детства был неглуп. — К Роману начал возвращаться его обычный настрой. — Кстати, мудрый китаец Ли Сыгуан называет подобные спирали вихревыми структурами.

— Ну, а мы будем звать колесами, — засмеялся Валентин. — Автор термина, разумеется, ты. Как, согласен?

— Идешь ты пляшешь, — Роман поежился и принялся энергично расхаживать взад-вперед, стараясь согреться. После некоторого молчания спросил с напускной небрежностью — Слушай, а как ты объясняешь происхождение этих колес?

Валентин внутренне напрягся — он понял, что ему отпасован мяч. Игра началась. Мячом, разумеется, была тема, которой оба они, не сговариваясь, избегали все эти дни, но которая неизменно присутствовала в подтексте всех их разговоров.

— Видишь ли, — осторожно начал он. — Я это представляю себе так. Имеется тяжелый, громоздкий предмет. Требуется переместить его на некоторое расстояние. Как поступают люди? Подкладывают под него катки, бревна…

— Прием, знакомый еще древним египтянам, — прервал Роман, продолжая вышагивать, словно нервный лектор возле доски.

— Может, они его заимствовали у природы? — Валентин пристроился к Роману и тоже начал мерять шагами пустынную возвышенность, по-прежнему орошаемую нудным дождем.

Снизу, из долины, стоя у отчаянно дымящего костра, за ними наблюдал Гриша. Он видел, как геологи поднялись наверх и остановились там, отчетливо выделяясь на фоне низкого серого неба. Дальше началось непонятное и удивительное: время шло, а геологи и не думали трогаться с места. Они все разговаривали и разговаривали. Возможно, спорили. Под конец начали быстро ходить туда-сюда — надо полагать, замерзли. Что можно делать на голом хребте, под холодным дождем?.. Чем дальше, тем все больше разрасталось недоумение Гриши. Он знал, что геологи отправились по своей работе, но вот как раз работы-то Гриша и не видел. Там, на верхотуре, шел какой-то разговор, но разве не лучше было бы поговорить здесь, возле костра?..

А наверху между тем складывалось так, что говорил, рассуждал преимущественно Роман, тогда как Валентин время от времени вставлял лишь небольшие замечания, причем тоном исключительно кротким, почти смиренным, но этими своими лаконичными фразами он в конце концов так завел Романа, что тот начал смахивать на мечущегося в клетке барса.

— Хорошо, разберемся! — бросал он, сердито впечатывая каблуки в размокший щебень горы. — Рассмотрим примитивную схему: блок земной коры, из которого образовался вон тот горный хребет, когда-то перемещался. Подошвенная часть его в процессе скольжения по неподвижной подстилке дробилась и перемалывалась. В некоторых случаях с подошвы как бы сдиралась стружка и скручивалась в эти самые рулоны — и пусть они служили для движущегося блока чем-то вроде катков, роликовых подшипников. Пусть! Но — вопрос: что заставляло этот блок двигаться? Каков механизм движения?

Валентин тяжко вздохнул.

— Ты чего? — скосил глаз Роман.

— Да так… Говори, я слушаю. Роман помолчал, тоже вздохнул.

— Вот ты разрезал это свое месторождение, — сказал он уже иным, более спокойным голосом. — Половинки растащил на м-м… Сколько ты там насчитал?

— Что-то около тридцати.

— Вот. Значит, одна половина отъехала от другой на целых тридцать километров. А что говорят наши корифеи, наши тектонические отцы? Что горизонтальные перемещения есть лишь побочный результат основополагающих вертикальных движений. Побочный! — Роман многозначительно поглядел на Валентина. — Сбоку припека. Скажем, где-то земная кора вспучивается — растут будущие Альпы или Гималаи. Это вертикальное движение. С возникающих склонов некоторые пласты горных пород сползают вниз и в какой-то мере растекаются в стороны — вот тебе весь механизм горизонтальных движений. Старик, прими мое искреннее сочувствие, но перемещения горных масс на твои тридцать километров здесь никак быть не может — сама природа процесса делает это невозможным. Давай посчитаем, — Роман усмехнулся. — У нас ведь теперь модно стало: чуть чего — сразу математика, физика… Прежде всего, склон должен иметь необходимую крутизну, чтобы пласт начал скользить. Тут, знаешь, некоторые хитрят — выдумывают какую-то «смазку», текучие слои, и получается, что скольжение может начаться при четырех, а то и двух градусах уклона. Мы возьмем жесткие условия. Есть узаконенная физическая константа — угол трения. Для большинства горных пород он равен тридцати градусам. Будем считать, что в нашем случае крутизна склона была примерно такова…

Валентин кивнул, с интересом глядя на Романа. Тот вдруг сделался деловит и как бы даже зол. Шагал коротко, скоро, поворачивался резко. Досадливо отфыркивая с губ дождевые капли, он говорил:

— Расстояние перемещения нам тоже известно — роковые тридцать километров. Значит, можно определить высоту, откуда должен был сползать наш пласт…

— Один момент, — Валентин достал компас и взглянул на обратную сторону платы, где были нанесены значения синусов углов.

— Догадлив, — одобрительно пробурчал Роман. Валентин, прищурясь, подсчитал в уме и сообщил:

— Получается около семнадцати с половиной километров.

— О, в два раза выше Гималаев! — Роман, став спиной к косо падающему дождю, стал закуривать. Чертыхаясь, он изводил спичку за спичкой, пока наконец прикурил. Торопливо посасывая спрятанную в кулаке сигарету, продолжил невнятным голосом — Доказано, что на Земле, в условиях земной силы тяжести, высота гор порядка десяти километров является предельной. Горы высотой, скажем, двадцать километров существовать уже не могут. А вот на Марсе — пожалуйста, там сила тяжести меньше…