Дзюнъити Сага - Исповедь якудзы

Сержант подробно проинструктировал нас:

— Наденьте свежее белье, выберите самые чистые носки, почистите зубы, побрейтесь, аккуратно причешитесь и начистите ботинки, чтоб сияли даже ночью! Можно надеть перчатки, но придется обойтись без тулупов. Разговаривать можно только в случае крайней необходимости, но даже тогда следует понизить голос. По коридорам не бегать, не шуметь. Обед сегодня будет рано, во время приема пищи ведите себя тихо и сдержанно…

Мы были готовы и весь вечер ждали команды.

В одиннадцатом часу нас построили на плацу во внутреннем дворе. Мы стояли навытяжку в полной темноте и дрожали от холода, надо сказать, погода стояла такая, что мороз пробирал даже в тулупе. Каждое отделение получило приказ зажечь сигнальный костер. Дрова закупили у окрестных поставщиков, заранее сложили высокие поленницы, закрепив их в специальных бамбуковых рамах. Костры полыхнули одновременно и осветили весь плац, огонь отражался от снежной поверхности, сверкал в каждой льдинке как в зеркале! Яркий свет залил весь плац, но там, куда лучи света не смогли дотянуться, по-прежнему царил беспросветный мрак. Поленницы потрескивали, пламя разгоралось, его языки взлетали вверх, рассекая черноту ночного неба.

Прозвучала команда:

— Равнение направо! — На плацу появился полковник, вооруженный набором подобающих случаю патриотических фраз:

— С чувством глубокой скорби я вынужден сообщить вам горестную новость — Его величество император Японии покинул этот мир сегодня в час двадцать пять минут утра. — Полковник тоже был в одном кителе, без тулупа. Он подавал пример своим солдатам, как и подобает образцовому командиру. Наконец траурная речь завершилась, все развернулись лицом к востоку и низко поклонились. Часы начали отбивать полночь, и по этому сигналу горнисты затрубили прощальную песнь. Траурная мелодия лилась бесконечно долго — в носу у меня все заиндевело, при каждом вздохе мелкие льдинки щекотали кожу. Но вот звук горна наконец затих, и замерзшее воинство, выказав свою полную лояльность почившему императору, отмаршировало обратно в казармы.

Несмотря ни на что, армия все же была лучше тюрьмы хотя бы по одному показателю. В армии прилично кормили! После многочисленных конференций по разоружению численность армии сократилась, а объем продовольственных поставок остался прежним. Солдат кормили три раза в день, и еще разок можно было перекусить между сном и ужином. Меню менялось почти каждый день, и блюда отличались большим разнообразием. Был случай, каждому выдали за раз по пять булочек со сладкой начинкой. Кроме того, нам частенько перепадал суп из бобов и бататам — блюдо из свинины, тушенной с бобами. Представьте, нам всегда накладывали по полной тарелке!

По воскресеньям мы получали увольнительную и могли покинуть территорию части. В городке тоже было приличное количество торговых лавок и много ресторанчиков, в которых можно было перекусить. В основном в этих забегаловках готовили корейцы, и только два или три заведения принадлежали японцам.

Само собой, в городке имелось полно борделей! Они сгрудились в одном квартале, образовав своего рода район красных фонарей. Клиентов обслуживали преимущественно кореянки, но несколько девушек были белокожими — русские эмигрантки. Они поселились в этих местах после русской революции и обнищали так, что вынуждены были зарабатывать, торгуя собственным телом.

Кроме прочего, солдатам полагалось денежное довольствие в размере двадцати двух ценов за каждые сутки, то есть через десять дней набегало две иены и двадцать ценов. Эта сумма вдвое превышала денежное довольствие, которое получали солдаты, проходившие службу непосредственно в Японии. Денег, которые мы получали, было более чем достаточно, чтоб купить еды, отправившись в увольнение, во всяком случае, чашка лапши в лавке стоила не больше пяти ценов. Но на поход в бордель этих денег катастрофически не хватало, за неделю можно было скопить только на самую дешевую шлюшку! А более-менее чистенькие, приличные девушки стоили гораздо дороже. Так что солдаты постоянно оказывались перед выбором — несколько недель копить на поход к девчонкам или основательно поесть в ближайшем увольнении. Поверьте, для молодых парней это был нелегкий выбор! Как раз тогда у меня случилось незапланированное денежное поступление. Босс Дэвая умудрился передать мне записку и купюру в двадцать иен. Босс писал:

…После восшествия на престол нового императора у нас мало что изменилось. В Асакусе по-прежнему оживленно, так что работы всем хватает. Когда закончишь службу и для тебя дело сыщется. Передаю тебе немного деньжат. Надеюсь, тебе хватит, чтобы побаловать себя каким-нибудь лакомством. При случае передадим тебе еще…

Вы не представляете, как я обрадовался этой весточке! Я перечитывал записку снова и снова, даже спрятал листок под подушку, когда укладывался спать. Только деньги мне так и не посчастливилось истратить. Все письма подвергались перлюстрации, цензор сразу же доложил про купюру в письме командиру отделения, и командир вызвал меня для беседы:

— Эйдзи, скажи, как ты собираешься истратить эти деньги?

— Собираюсь купить немного еды, господин офицер… — для проформы ответил я. На самом деле мне хотелось потратить даровую деньгу совсем иначе, я уже присмотрел в борделе одну девушку — белокурую русскую, она была настоящая красавица!

— То есть тебе недостаточно армейского рациона? — уточнил офицер.

— Никак нет! Мне хватает — но хотелось разочек поесть в городе, просто для разнообразия…

— Это слишком значительная сумма для простого солдата. Я изымаю у тебя эти деньги и передам их на хранение, вся сумма будет возвращена тебе при увольнении в запас…

Больше я тех денег, понятное дело, не видел. Мне так и не довелось нанести визит русской красавице!

До нашей части доходила молва, что неподалеку от Комусана видели тигра. Возможно, насчет тигров это были не больше чем слухи, но волков в Хорьонге я видел не раз собственными глазами.

Прошло где-то три месяца с тех пор, как меня призвали в армию, я заступил на ночное дежурство, стоял в карауле и таращился на пологие склоны холмов. На небо медленно всплыла полная луна, залила землю холодным светом, и воздух немедленно огласился волчьим воем. Звук доносился откуда-то сверху, со стороны горного кряжа. Я поднял глаза — снег сверкал в лунном свете, и склоны холма казались залитыми серебром. На языке военных эта красота именовалась стратегическим объектом “Высота номер двести девяносто четыре”.

Я стал внимательно всматриваться в окружающий пейзаж, пока не обнаружил у самой вершины холма черный силуэт. Волк! На белом снегу зверь просматривался достаточно четко, хотя с такого расстояния казался крошечным, совсем игрушечным.